София с трудом пробиралась к стене дома. Что ей делать? Попытаться вернуться, даже если она и попадется в руки братьев? Или постараться дойти до дома Арнульфа?
То, что она не знала, как ей поступить, не столько обескуражило ее, сколько рассердило. В ярости она прокричала в сверкающую молниями бездну:
— Что за нужда мне убегать от этих вонючих кузенов? Почему я должна бояться безмозглых дураков? Зачем я лечила фурункулы Арнульфа? Зачем прислуживала Гризельдис и терпела унижения со стороны Мехтгильды? Разве мир не знает, кто я такая и что мне положено?
София устало вздохнула. Собрав последние силы, она, не разбирая дороги, побежала дальше по пустым, разветвлявшимся переулкам, ее лодыжки погружались в грязь. И вдруг она — совершенно случайно оказалась у дома Арнульфа.
Ее волосы промокли насквозь, с них капала коричневая жижа. Вся ее одежда вымокла.
Она хотела перевести дух, прежде чем постучать и попросить о помощи.
Но как только дождь прекратился, она обнаружила, что не она одна стояла на одной из улиц Любека, казавшегося вымершим.
Дерзкие кузены тоже попали под дождь, не смогли вернуться домой и решили искать приют там, где их меньше всего можно было ожидать.
— Рагнхильда! — пронзительно закричал один из них, косой, женой которого она должна была стать.
— Арнульф! — вскричала она, хотя это имя только что входило в число тех, кого она проклинала. — Помогите!
На его побледневшем лице был написан испуг.
Арнульф боялся грозы больше, чем болезни. С последней человек мог по крайней мере попытаться справиться, в то время как перед небесными силами он был совершенно безоружен.
— Когда из облаков доносится гром, — начал он, после того как София поспешно вбежала в дом и закрыла за собой ворота, — это похоже на муки грешника перед смертью. Звуки демонов ужасны. Хотя они и ссорятся сейчас между собой, но кто знает — может, скоро они придут за одним из нас, украдут у него душу и отрубят члены. Мы ведь знаем, как они любят играть глазами в бабки.
Она обращала так же мало внимания на его страхи, как он на ее.
— Избавьте меня от своих предрассудков! — пронзительно вскричала она. — Меня гонят не демоны, а злые родственники.
Взгляд Арнульфа, прежде направленный вверх, откуда на несчастных, маленьких людей извергался небесный гнев, яростно остановился на ней — и от ее вида ему стало не менее жутко.
— Ты себя видела, девочка? Ты... грязная!
В его последних словах был слышен упрек. Кто бы ни заходил в его дом, он был нежелателен, если приносил с собой грязь, ведь и предположить нельзя было, сколько злостных болезней могло таиться в этой грязи.