Теперь, когда София настаивала на том, чтобы повидаться с принцессой, она лишь изливала на нее потоки слов.
— Ты не можешь предстать перед ней, как перед любым другим человеком, — ответила она таинственно. — Сначала ты должна научиться вести себя с ней.
— Я буду служить ей так, как полагается служить принцессе, — решительно ответила София, — именно для этого меня сюда и вызвали. Я знаю, что к даме королевских кровей следует относиться с почтением.
Грета задумчиво пожала плечами.
— Этого недостаточно, ведь ее особенность заключается не в том, что она принадлежит королевскому роду, а в том, что...
Она замолчала, и ее глаза задорно сверкнули. София не понимала ни ее намеков, ни того, почему варварку с севера сделали ближайшим доверенным лицом Изамбур.
Правда, в доме принудительного покровителя Грета освоила латынь и более или менее научилась себя вести, но все равно, как могло получиться, что именно она одевала принцессу, причесывала, подносила ей еду, что именно ее отправили вместе с ней во Францию?
София точно так же не понимала, почему выбрали ее саму почему женщины датского двора отказались последовать зг принцессой Изамбур, чтобы засвидетельствовать бракосочетание.
— Иногда кажется, — начала Грета так таинственно и тихо, будто пересказывала древнюю сагу, в которой нельзя изменить ни слова. — Иногда кажется, будто Изамбур не от мира сего. Говорят, она дочь русалки и короля. Он прожил с ней три дня, но когда вернулся обратно в мир людей, оказалось, что прошло три года. Он рассказывал священнику о странных подводных царствах, и священник, испугавшись, запретил ему возвращаться туда. Тем временем русалка в мучениях родила ребенка, но ее, ослабевшую, подхватили волны и унесли в глубины Северного моря, где ее разорвали чудовища, привлеченные запахом ее крови. Младенца выбросило на берег, там его нашли и принесли отцу. У девочки было человеческое тело, и, казалось, ничто не указывало на то, что это ребенок русалки. Ничто не напоминало о другом мире. Но все же...
Грета замолчала.
Хотя она говорила быстро, не глядя на Софию, ее слова не были похожи на обычную болтовню, в них чувствовалась глубокая искренность. София не знала, что и думать.
В темном чулане, куда ее проводила Грета и где она должна была провести опасное путешествие, ей вдруг стало тесно и душно. Ей казалось, что с каждой волной, поднимавшей еще стоящий на якоре корабль, пол скрипит, а потолок опускается с глухим треском.
Но вскоре эти глухие, неприятные звуки вдруг перекрыл громкий, пронзительный и ужасный крик, какого Софии не приходилось слышать ни из уст больных, ни из уст потной Берты, ни из уст ссорящихся монахинь. Она сжалась в комок, как и Грета.