Я обработала перед зеркалом щеткой и лаком ее прическу, взбив серые кудельки до пушистости, ресницы и бровки она навела сама, подумав, закапала в глаза атропинчику из пузырька, и ее гляделки странно и зовуще засияли и приобрели непривычную глубину от расширившихся зрачков.
- Годится, - констатировала она со злым весельем. - Во всяком случае, сразу он от меня не смоется...
* * *
Зиновий все-таки появился. Было уже почти два часа ночи, когда из-за цистерны засветили фары, на причал бесшумно вкатилась белая полированная "тойота" и из машины выбрался Зюнька, в попугай-ной расцветки спортивном пузырчатом костюме, белых кроссовках, с бумажным пакетом в руках.
Он еще озирался, когда на трапе появилась Ирка и защебетала:
- Ах, Зюнечка! А я уж и не надеялась...
- Где пацан? - Он отстранил ее и поднялся на палубу, она семенила за ним и лепетала что-то невнятное.
Я вздохнула облегченно - Зюнька был один.
Я все ждала, когда Горохова призовет меня к действиям, но ничего не происходило. Судя по тому, что я слышала и видела, уже выхаживая по мостику, Горохова разворачивалась по полной программе. Звякала посуда, тонко, с подвизгом, начинала хохотать Ирка, иногда басовито возникал голос Зиновия, но слов я не разбирала.
Время тянулось, как патока, вдруг неожиданно заиграла радиола, та самая "Ригонда". И пластинка была такая же старая, как и аппарат, "Утомленное солнце...". Потом в каюте погас свет и квадраты его исчезли с пирса. Тут же снова включился, послышался звон битого стекла, какие-то вскрики.
Я скатилась с мостика, собираясь рвануть на выручку, но тут на темном трапе, шедшем под палубу, что-то застонало, захрипело, и Горохова, скорчившись, на четвереньках вылезла снизу и стала сильно кашлять и отплевываться.
Я приподняла ее под мышки, и она села, нелепо раскинув ноги.
Рукав халата был отодран, и из-под него белело ее плечо в глубоких царапинах. От Ирки жутко несло перегаром, но глаза ее были трезвыми. Вернее, один глаз. Второй был закрыт наплывом мощного фингала, черного от ресничной размазанной туши.
Из расквашенного носа стекали струйки крови, крашеный рот был надорван в уголке, и размалеванная помадой и кровью Горохова скалилась совершенно по-клоунски.
Она сплюнула в ладонь темным, рассмотрела плевок и ухмыльнулась:
- Слинять собрался... Что-то учуял. Между прочим, мы танго отрывали!
- С чем я вас и поздравляю, девушка... - Я пыталась обтереть ее лицо полой халата. Но она отвела мою руку.
- Ну, скотина... - вздохнула она хмуро. - Сначала свою пихалку выставил. И все больше - про любовь... А потом по морде! Вот тебе, Лизка, и вся моя "лав стори"... Думаешь, это в первый раз по морде?