По словам Бельтрана, народная армия понесла тяжелые потери. Попав в осаду, она подвергалась постоянным обстрелам и атакам, страдала от отсутствия воды, а непривычная для поздней осени жара еще больше усиливала жажду. Она так измучила крестоносцев, что они даже вскрывали вены своих лошадей и ослов, чтобы напиться их крови. Некоторые мочились себе в руки, а потом хлебали мочу. А некоторые закапывались во влажную землю, чтобы хоть как-то облегчить причиняемые жарой страдания. Эта мучительная агония продолжалась восемь дней. Наконец Райнальд вошел в предательский сговор с турками и в обмен на собственную жизнь согласился выдать им остальных. Некоторых своих пленников турки поставили в ряд и использовали в качестве мишеней, упражняясь в стрельбе из лука, а некоторых снисходительно помиловали, чтобы потом продать на невольничьем рынке.
Собравшиеся слушали Бельтрана как завороженные. А тем временем в Чиветоте, продолжал он, Вальтер Неимущий и его командиры узнали о случившейся катастрофе и поспешили на помощь. Толпа крестоносцев беспорядочно хлынула по дороге, ведущей к заброшенной крепости, хотя Вальтеру и кучке рыцарей все же удавалось держать впереди организованный отряд из пятисот конников. Сначала турки изумленно наблюдали за этим шествием, а позже, когда армия вошла в долину, неожиданно взяли ее в окружение. Вальтер пал в первом же бою, пронзенный сразу семью стрелами. Крестоносцы потерпели сокрушительное поражение. Остатки народной армии бросились наутек по той же дороге. Преследуя их, сельджуки захватили лагерь, вырезали всех больных христиан, а женщин увели в рабство. Известие о катастрофе дошло до Константинополя, но все, что смог сделать император, — это послать войска на помощь тем, кто спасся и спрятался в расщелинах или пещерах…
На это страшное известие «Бедные братья» ответили громкими стонами, криками и горестными сетованиями. Элеонора, гревшая руки у костра, услышала, что из других концов лагеря доносятся похожие звуки, и догадалась, что глашатаи разнесли эту ужасную весть повсюду. Бельтран еще не закончил свой рассказ: перечисление горестей продолжалось. Он рассказал о еще одной армии крестоносцев под предводительством некоего Готтшалька, германского священника настолько жестокого и коварного, что венгерский царь приказал уничтожить и его самого, и его армию…
Элеонора внимательно слушала. Ей уже приходилось читать смутные новости о подобных жутких событиях в письмах, записках и официальных сообщениях, приходивших в канцелярию Раймунда Тулузского. Они с Гуго получили хорошее образование благодаря своей матери, женщине суровой и безжалостной, которая непрестанно скорбела о смерти своего мужа и так же беспрестанно рассказывала Элеоноре и Гуго о том, как Господь забрал ее благоверного во цвете лет. Мать была решительно настроена на то, чтобы ее дети усиленно штудировали старинные буквари и учебники. И они овладели латинской грамматикой и синтаксисом, не говоря уже об изысканном литературном французском языке, на котором разговаривали при дворе. Более того, они с братом даже немного разбирались в греческом. Какой трудный язык! Элеоноре часто вспоминались синяки на костяшках пальцев. Она до сих пор знала наизусть греческий алфавит, а также сложную грамматику латыни. Интенсивные занятия и суровая дисциплина сблизили ее с братом Гуго, и они стали похожи как две капли воды.