Элеонора и Теодор молча подошли к краю лагеря, где на шестах развевались штандарты и вымпелы. Элеонора уставилась на невысокий гребень земли, который образовывал нечто вроде дамбы перед рекой Оронт. На ближнем берегу лежала куча обезглавленных трупов; из их шей до сих пор сочилась кровь. На гребне растянулась длинная вереница шестов, и на каждом из них высилась голова турка. Шесты расставили так, чтобы их было хорошо видно защитникам города. Элеонора невольно вздрогнула. Теодор обнял ее за плечи. Она не противилась.
— Это только начало, — прошептал он. — После перенесенного голода мы насытились душистым хлебом, инжиром, фруктами и вином. Людям показалось, что это и есть земля обетованная, изобилующая медом и молоком. Но вскоре, Элеонора, нас ожидают новые ужасы. Мы опустошили окрестности дочиста. До Константинополя добираться целую вечность. Мы купались в прудах, нежились в захваченных домах. Но что теперь?
— Такова воля Божья! — прошептала она. Элеонора освободилась от его руки, повернулась к Теодору и посмотрела на него в упор. — Теодор, неужели ты этому веришь? Веришь, что так хочет Бог? Что ему нужны эти болезни, эта жестокость, эти сражения, эта кровь, эти отрубленные головы, эти катапульты? Вспомни о несчастном Адельбаро и его спутнице, которые пошли поразвлечься в лес. Неужели так было Богу угодно?
— Не знаю. — Обычно веселые и добродушные глаза грека были теперь темными и непроницаемыми. — Элеонора, я верю в истины нашей религии, верю в то, что Господь Иисус Христос — воплощение Бога, но я верю также, что настоящая религия — это личное дело каждой души и каждого разума. — Теодор постучал себя по голове. — И больше ничего. Именно здесь, в наших головах и наших душах, находятся и Иерусалим, и Гроб Господень, и Голгофа. Здесь же находится и Священный Лик. И если мы не можем поклоняться ему в наших собственных святилищах, тогда зачем искать его в каком-то другом месте? — Теодор пожал плечами. — Это то, что я недавно понял.
Элеонора вспомнила его слова, когда осада ужесточилась и «Армия Господа» металась, словно стая голодных волков, перед стенами Антиохии. Ноябрь принес частые дожди и гололед. Земля под ногами превратилась в болотистое месиво. По лагерю начал расползаться подспудный страх. Граф Раймунд оказался прав: город надо было атаковать немедленно. Теперь же все изменилось. Яги-Сиан, лопоухий седой правитель Антиохии, учуял слабость осаждающих и послал вестников в Алеппо и Дамаск с мольбой о помощи. Кроме того, его конница совершала дерзкие и жестокие набеги через различные ворота, нанося немалый урон «Армии Господа». Турецкие лучники в сверкающих нагрудниках и цветастых халатах передвигались на низкорослых лошадках. Они держали наготове луки и стрелы, чтобы в любой момент обрушить смертельный град на лагерь противника. А ночью страдания и лишения не прекращались. Турецкие катапульты обстреливали шатры и хижины горящими метательными снарядами. Мучения превратились в агонию. От проливных дождей разбухла река Оронт. Дождь со снегом немилосердно лупил по промокшим изорванным шатрам, и от сырости гнили тетивы луков, портилась пища и приходили в негодность ковры и ткани. Элеонора помогала своим, как могла. Она обходила лагерь, выпрашивая пищу, а потом готовила из этой еды весьма вкусную похлебку.