Яна, когда услышит, что гость вернулся, сразу к нему побежит в надежде увидеть его, Векшу.
Да не увидит... Хотя бы тот распорядитель, который служит возле Дон-реки, передал, что
жив он и здоров, только беда его настигла. Тогда Яна, может, и ждала бы его. А так погрустит, покручинится и забудет...
Стоит Векше остаться одному, -как тотчас охватывает его тоска щемящая, воспоминания снуют одно за другим, и нет им ни конца, ни края.
А то, бывает, вдруг повеет на него духом родной хатенки, запахнет домашним житным хлебом. Или же почудится гомон леса. Да так отчетливо и выразительно, что в том гомоне можно различить и могучий звон дуба, и лепет клена, и убаюкивающий шепот яворов, и вкрадчивое шуршанье ясеня.
Да, да, правду говорил варяг, немало пришлось дома и горя пережить. Были годы, когда и нива не родила, и зверь не ловился. Ели тогда кору березовую, зелень всякую, чтобы как-то до лета дотянуть. А то еще злые духи насылали недуги на людей... Разве можно сравнить Векшину нынешнюю жизнь с прежней? Сейчас служба у него легкая, харч сытный, ложе чистое, одежда справная. Только почему-то так выходит, что вся эта роскошь немила ему на чужбине, как немила была роскошная жизнь в подводном княжестве той девице-красавице, о которой рассказывал дедусь.
Но сколько Векша ни печалился, виду не подавал. Службу нес как положено. Хотя и знал: надеяться, что он выслужит волю - это все равно, что надеяться от жука мед получать.
Нет, он о другом думал. Хотел заслужить доверие у царских служек и ратных мужей, чтобы те не боялись выпустить его за стены каменные. Думал, что гостей русских все-таки встретит или весть им о себе подаст. И не оставят они тогда его тут. А может, и самому посчастливится бежать. Уже и несколько монеток утаил от товарищей, зашил в пояс - понадобятся.
Был какой-то праздник ромейский. На большом, поросшем травой поле, которое у греков называется ипподромом, затеяли игрища ратные. Метали в цель копья, боролись, прыгали, кто выше, бегали, кто быстрее, на конях наперегонки скакали. Самых ловких и быстрых встречали одобрительными восклицаниями, бросали им цветы, вручали дары.
Векша тоже принимал участие в играх. В беге его обогнали, и прыгнул он не выше всех, но зато побороть его ни один не смог и копье лучше него никто не бросил. Метнул" в доску толстенную, на которой круг был начерчен, и копье в самой сердцевине круга пробило дыру.
Велели ему еще раз бросить. И снова он попал в то же место. Так и взревели все от восхищения. Еще больше после этого стали нахваливать Векшу ратные мужи. А через некоторое время даже поставили царские терема охранять. Вот тогда-то Векша будто и впрямь в настоящую сказку попал. Терема огромные, высоченные. Захочешь самый верх увидеть - голову закидывай и шлем придерживай, чтобы не свалился. Окон много и все железными прутами обшиты. Видно, чтобы не залез никто. Стены разрисованы ромейскими богами и святыми. То бородатые мужчины, то печальные женщины с младенцами на руках, то пухленькие дети с птичьими крылами. У каждого вокруг головы круг, как солнце золотистое, сияет. Во дворе между теремами широкие дорожки камнями разноцветными, точно ковром, выложены, ступить на них боязно; цветы, деревья необычные растут, водограи струи сильные из пастей звериных до полнеба выбрасывают.