- Через ту гору, - показал Векша рукой, и одежда на нем при этом движении расползлась.- Домой бегу, на Русь...
Увидел старик окровавленное тело молодца, и герлыга выпала у него из рук.
- Да ведь на тебе места живого нет!.. Как только ты пробрался? Там и птица не всякая перелетит... Не бойся, никому тебя не выдам. Пойдем со мной.
Повел пастух Векшу к шалашу. Сорочку длинную полотняную дал, кусок сыру отрезал, молока овечьего налил. Ест Векша и о своих мытарствах рассказывает. Старик слушает, руками о полы бьет.
- Что только люди на этом свете творят!.. Хуже зверей диких...
Потом сварил какое-то варево из трав целительных, смазал и перевязал молодцу раны, велел лежать в шалаше.
Остаток дня и всю ночь Векша спал словно убитый. Не слышал, как пастух лег рядом, накрыв его кожухом, не слышал, когда тот встал утром и ушел. Проснулся и не понял, где он. Лишь увидев на себе черный овечий кожух, вспомнил, улыбнулся радостно, подполз к плетеной дверце, неплотно прислоненной к шалашу, выглянул наружу.
Небо мрачное, над головой серые тучи плывут, задувает холодный ветер. Неподалеку отара пасется, старик с соколом на плече возле пса большого серого хлопочет. Раскрыл ему пасть, мясо туда запихивает, а собака стоит перед ним, лапы расставив, и не шевельнется. Пригляделся Векша, а хозяин, оказывается, не собаку, волка кормит.
"Неужели прирученный?" - удивляется Векша. Старик отошел, снял колпачок у сокола с клюва.
- Айда! Айда! - воскликнул, подбросив птицу вверх. Тот взлетел высоко и камнем упал на волка. Вцепился ему в шею и стал клевать ему глаза. Волк и теперь не тронулся с места.
"Что такое? - недоумевал Векша.- Неужели колдовство какое?.." Прихватил кожух, вылез из шалаша, подошел к пастуху.
- Проснулся уже? - увидел старик.- Как спалось?
- Спалось хорошо, - сказал благодарно, - только сон все еще вижу.
Подступил к волку, присмотрелся - а волк-то, оказывается, не живой, а чучело волка. Сокол же таскал мясо сквозь дыры, где когда-то у зверя были глаза.
- Зачем это? - спросил, подавая старику кожух.
- Помощника себе для охоты на волков готовлю. Привыкнет мертвому глаза клевать, то и живого не помилует. А куда деться слепому зверю, ясно, сам себе голову о дерево размозжит.
Пошел дождик. Старик завернул отару от леса, залез с Векшей в шалаш, вынул из торбы пресный корж, круг сыру, куски жареной баранины.
Разломив надвое корж, протянул половину Векше, спросил, усмехаясь:
- Царевы харчи, небось, получше наших, пастушьих?
- Мне они в горло не лезли, - вздохнул Векша.- Отцовы - те всех вкуснее.