– Отца спасла женщина из местных, – продолжила Ирина, – на чердаке его укрывала. А когда добровольцы в Пятигорск вошли, он вступил в Добрую Армию. Он умер от тифа в октябре девятнадцатого во Владикавказе.
– А мама?
– Мама всё это время была в Киеве со мною. Не знаю даже как мы уцелели… – она запнулась, вспоминая слышанные в малолетстве рассказы матери.
Голод, красная вакханалия конца семнадцатого, Центральная Рада австрийского агента Грушевского, потом Скоропадский, за ним немцы, потом красный террор латышского еврея Лациса и его палачей Авдохина и садисток Розы Шварц, 'товарища Веры' и других девиц, среди которых были даже бывшие проститутки из местечковых. Затем террор блакытный, когда невиданного размаха приобрёл украинский сепаратизм, взрощённый ещё в XIX веке как проект австрийской разведки и польских русофобов. Проект, направленный на искусственное разделение единого русского народа, в Российской империи состоявшего из трёх народностей: великоросов, белоросов и малоросов. Эти три ветви русского народа, жившие в одном государстве, обозначались иностранным словом 'нации', причём каждая ветвь становилась как бы отдельным народом, хоть и родственным двум другим. Большевики горячо поддержали эту политику искусственного разделения русского народа, используя как и в крестьянском вопросе, стратегию 'разделяй и властвуй'. Блакытный террор собрал, пожалуй, не менее кровавую дань с киевлян, чем красный. Нещадно уничтожалось всё русское, убивали всех малоросов, кто не признавал себя украинцем, продолжая считать себя русским. В парке перед Мариинским дворцом было не пройти от завалов трупов, которых петлюровцы не убирали с целью устрашения киевлян. История словно повторилась, пойдя по проторенному пути геноцида русинов (галичан-червонорусов) Закарпатья, Буковины и Галиции в начале Мировой Войны, когда их точно также истребляли только за то, что они считали себя русскими. За то, что в русском городе Львов выходили газеты на русском языке, как например газеты 'Галичанин' и 'Червоная Русь', за то, что существовали русские товарищества и даже за само озвучивание принадлежности к червоноросам, также входящим в семью Русского Народа, но волею рока оказавшимся в Австро-Венгрии. Русинов – русских галичан, буковинцев и закарпатцев истребляли в концлагерях под австрийким Талергофом, чешским Терезиным и ещё в трёх десятках лагерей; убивали в сёлах и городах. И делали это не только мадьяры и австрийцы, участвовали и поляки Галиции, и украинизировавшиеся галицийцы, которым накрепко было вбито в головы, что русский – это москаль, червонорос – это на самом деле украинец, а малорос – это пренебрежительное название 'прыгныченых' украинцев проклятыми москалями и что корень 'мало' проистекает из москальского шовинизма. И зачастую не знали они, что Малороссия – это изменённое за века название Малой Руси, что были и другие Руси: Серебряная, ставшая Сербией; Поморская, ставшая Пруссией; Полабская, ставшая восточно-германскими землями; Великая, ставшая Великороссией; Божья, ставшая Боруссией; Чёрная, которую разделили Литва и Польша; Червоная, ставшая Галицией, Буковиной и Закарпатьем; да Белая, ставшая Литвой и вернувшая себе именование Белороссии. Откуда им было знать, что москалями в XVI веке в Московии назвали в народе чиновников? Ломоносова и других славянистов в Австро-Венгрии не преподавали, предпочитая им русофобов вроде Шлёцера и Миллера.