Чисто выбеленные стены были заново оштукатурены, изразцовый пол застлан двумя большими плетеными коврами, а разнообразная, но по-сельски незамысловатая мебель расставлена со вкусом. Кресла соблазняли усталого путника разложенными на них удобными подушками. Многочисленные полки из темной древесины переполнены яркой керамической посудой и другой утварью, которой у нее еще будет время заняться.
— А вот и спальня, — донесся голос Джесса из противоположного конца комнаты. Открыв одну из расположенных здесь дверей, он жестом пригласил Лауру войти.
Как и в гостиной, девизом здесь была простота. Два комода — один побольше, другой поменьше, с установленным сверху зеркалом, объемистый гардероб и наконец на почетном месте — старинная двуспальная кровать, покрытая пуховым одеялом с розочками в стиле намеренно мещанского ретро.
— Здесь одна спальня? — спросила она ледяным голосом, зная ответ заранее.
— Да. — Глаза мужа холодно сверлили ее. — А что тебя смущает?
Передернувшись от фальши в его голосе, Лаура выразительно уставилась в потолок. Правда, Джесс никогда не давал четкого обещания, что они будут жить в отдельных комнатах. Но ведь это же подразумевалось само собой? И разве он не произносил этих слов, когда так убедительно объяснял ей причины невозможности остаться в Хантерсе?
— Наша… утренняя процедура имеет значение только с правовой точки зрения, а не личной, — твердо отрезала она. — Никакой договоренности о том, чтобы спать вместе, у нас с тобой не было.
— Спать вместе? Что за притча! А теперь объясни, будь добра, какой смысл ты вкладываешь в столь забавное выражение. — Кареглазый красавчик просто сиял, любуясь ее смущением. — Ты имеешь в виду вообще «делить ложе» или нечто более интимное?
— И то, и другое, — устало возразила она. — Я рассчитывала на собственную комнату и, соответственно, на индивидуальную постель.
— Тебе не повезло, малышка. — Джесс трагикомически развел руками. — Но, если такое признание тебя окрылит, то учти, что и мне в дороге досталось порядочно. Я не намерен вспоминать о моих супружеских правах этой ночью.
Решительно прогоняя на задворки сознания смешанные чувства, с которыми она сегодня принимала его снисходительно-небрежные ласки, Лаура сердито начала:
— Никаких прав у тебя нет, и…
— Минуточку! — отмахнулся он, как от надоедливой мухи. — Если это послужит утешением для тебя, то знающие люди утверждают, что я не храплю и не дрыгаю во сне ногами. Мне говорили, что я тяну на золотую медаль в этом отношении.
— Да я пытаюсь вдолбить тебе в голову, — вспылила Лаура, — что привыкла спать одна!