— Насколько нам известно, он мог и не знать о вашем существовании.
— Верно.
— Вы собираетесь общаться с ним?
— Нет.
— Почему?
— Мне ничего не нужно от этого человека. У него есть жена и семья. Полагаю, можно не сомневаться в том, что они ничего обо мне не знают. Моей матери было восемнадцать, когда она покинула их дом, ему — вряд ли намного больше. Я ошибка молодости. Очень рада, что увидела его лицо, разгадала тайну своего рождения и узнала, что моя мать любила моего отца. Но я не хочу причинять ему боль.
— Ваши взгляды достойны восхищения, — улыбнулся он.
На вокзале я собиралась распрощаться с мистером Вагнером, каковое обстоятельство немало меня печалило. К моему удивлению, он купил обратные билеты до Перфлита нам обоим.
— Но вы остановились в Лондоне, — возразила я. — Пожалуйста, не надо ехать ради меня в такую даль.
— Даже не думайте возвращаться домой в одиночестве в столь поздний час, — настаивал он.
Нам пришлось разделить купе с тремя другими людьми и хранить молчание большую часть дороги. Я напряженно размышляла обо всем, что только что случилось. Когда мы вышли из поезда в Перфлите, мистер Вагнер произнес:
— Уже поздно. Я не успокоюсь, пока не провожу вас до двери. Где вы остановились?
Я помедлила, прежде чем ответить. Я знала, что мне придется изобрести какое-либо объяснение, если меня увидят у дома в обществе мистера Вагнера, но испытала облегчение, когда он высказал свое предложение. Ведь меня ничуть не прельщала одинокая прогулка по темным сельским проулкам.
Не без смущения я призналась:
— В Перфлитской лечебнице для душевнобольных, примерно в миле по дороге.
— В лечебнице для душевнобольных? Неужели?
Похолодало, и я плотнее закуталась в шаль.
— Я знаю, это звучит странно, но мой друг — владелец заведения. Дом большой и очень удобный.
— Слишком холодно, чтобы идти пешком. Подождите здесь, пока я схожу за кебом.
Извозчиков не нашлось, но мистер Вагнер уговорил местного жителя одолжить ему двуколку на час и, несомненно, весьма недурно заплатил за подобную привилегию. Когда хозяин экипажа радостно направился к трактиру, сжимая монету в руке, мистер Вагнер помог мне подняться в экипаж, а сам обошел его кругом, чтобы сесть на место кучера.
В этот миг поднялся ветер. Его яростные порывы взбаламутили кучу мусора, и пустые деревянные ящики с грохотом разлетелись по земле. Лошадь пришла в неистовство и тревожно заржала. Мистер Вагнер бросился к ней и обхватил ладонями морду, поглаживая и приговаривая низким, успокаивающим голосом. Затем он что-то прошептал ей на ухо. Под его ласками лошадь мгновенно затихла.