— Еще как отличаются! Это разница между добром и злом.
— Неужели? Если так, полагаю, что зло — это ваш жареный цыпленок, потому что я убиваю крайне редко. В этом нет нужды. Я предпочитаю человеческую кровь, но вполне могу довольствоваться и животной, если потребуется. Как правило, я беру совсем мало, так что тело легко восполняет потерю. Раны со временем затягиваются, жертва остается целой и невредимой и благодаря моей силе убеждения редко что-либо помнит.
Во мне вскипела ненависть.
— Люси не осталась целой и невредимой! Это вы напали на нее в Уитби и Лондоне, верно?
— Я выбрал бы другое слово, но пусть будет так. Да, я пил ее кровь.
— А затем вы убили ее!
— Я не убивал Люси. Это сделал доктор Ван Хельсинг.
— Что? Да как вы смеете! Профессор всего лишь убил вампиршу, чтобы спасти ее душу. Но вы уничтожили мою милую подругу! Вы превратили Люси в вампира! Не отрицайте!
— Не собираюсь. Я превратил Люси в вампира по ее просьбе, чтобы спасти жизнь девушки единственным доступным мне способом, поскольку она умирала. Профессор убил ее своими переливаниями крови.
— В смысле? Что вы говорите? — Я уставилась на него в полнейшем замешательстве. — Эти переливания должны были спасти ее.
— Все же они ее убили.
— Ничего не понимаю.
— Мина! — терпеливо начал он. — Люси рассказала, что Ван Хельсинг перелил ей кровь, взятую у четверых мужчин, четыре раза за десять дней. Я в некотором роде знаток крови и могу вас заверить — пусть даже современная наука пока об этом не ведает, — что, несомненно, существуют ее различные типы и виды, которые наверняка не смешиваются. Как по-вашему, почему так много — я бы сказал, большинство — пациентов, которым переливали кровь в последние десятилетия, умерло? Ошибочное лечение профессора — вот что убило Люси. Первое переливание будто бы пошло ей на пользу, но вскоре лишило сил. Каждое последующее лишь усугубляло болезнь, пока девушка не умерла.
Я недоверчиво покачала головой и заявила:
— Вы лжете. Мне сказали, что Люси была обескровлена и мертвенно-бледна. Вы снова и снова пили ее кровь и оставили мою подругу на краю гибели!
— Неправда. В Уитби я никогда не брал столько, чтобы она заболела или переменилась. Возможно, Люси страдала от какого-то другого недуга, подобно своей матери. Я пришел к ней в Лондоне только потому, что она позвала меня.
— Она позвала вас? — скептически повторила я. — Вы правда ожидаете, что я в это поверю, мистер… — Я осеклась, напомнив себе, что он не мистер Вагнер. Такого человека никогда не существовало. С растущим отчаянием и отвращением я продолжила: — Я верила, что вы человек с сильным характером, а вы вообще не человек. Вы… существо. Нежить. Нечестивое. Невозможное. Я знаю, что до сих пор была слепа и доверчива, но прошу вас перестать оскорблять мои умственные способности заявлениями, будто она позвала вас. Извольте не чернить память моей лучшей подруги! Я любила Люси всем сердцем, почти так же, как… — Мои глаза наполнились слезами, и я не смогла закончить фразу.