То, что Эдик издали принял за ноги, в действительности оказалось руками. У инопланетянина было две ноги и шесть рук. Со всех сторон туловища. Так что он мог производить какую-нибудь работу и впереди, и сзади, и по бокам. И глаза под скафандром были со всех сторон, а один даже сверху, на черепе.
Инопланетянин протянул Сереже обруч из какого-то совершенно невесомого серебристого металла и жестом показал, что этот обруч следует надеть на голову. Такой же обруч был на голове инопланетянина под скафандром.
Сережа надел обруч и тут же услышал голос внеземного гостя. Он раздавался словно изнутри, словно звучал в Сереже. Но обращался он к Сереже по-русски и почему-то очень напоминал голос Виктора Матвеевича. Это был тот же негромкий, мелодичный, проникающий в душу голос. И звучал он в душе.
— Добрый день, Сережа. Я рад тебя видеть.
— Откуда вы? — спросил Сережа. Не вслух. Мысленно, но инопланетянин услышал.
— Можешь обращаться ко мне на «ты». На моей планете множественное число употребляют только в тех случаях, когда обращаются к нескольким. А когда говорят с одним, употребляют единственное число.
— Как же вы передаете свое уважение?
— Уважение, которое заключено только в словах, немногого стоит. У нас уважение передают не словами, а поступками.
— Где это у вас?
— На Альдебаране.
— У вас там все телепаты? — с интересом и опаской спросил в уме Сережа. Ему было бы неприятно жить в обществе, где каждую минуту любой может заглянуть к тебе в голову, проследить за твоими мыслями.
— Нет,— ответил инопланетянин, которого Сережа в дальнейшем стал называть просто Ин.— Это было бы неудобно и могло бы ухудшить условия нашей общественной жизни. Мы пользуемся такими аппаратами, когда находимся на большом расстоянии друг от друга. А в обычных условиях мы разговариваем, как разговаривают у вас на Земле. Подслушивать чужие мысли у нас считается неприличным. И никому даже в голову не придет, что можно заниматься таким некрасивым делом...
Глава седьмая
НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ
Ровно и плотно обмазанная оранжевой глиной цесарка потеряла сходство с цесаркой, но неожиданно приобрела скульптурную обтекаемую форму птицы «вообще».
Генерал Кузнецов вспомнил, как в парке под Москвой во время зимней лыжной прогулки он увидел в конце аллеи замечательную скульптуру: мраморный гном, выросший из мраморного конусообразного пьедестала, откинув назад выразительную белобородую голову, пил молоко из большой, тяжелой бутылки.
С удивлением он подъехал поближе к скульптуре. И вблизи оказалось, что это занесенное снегом гипсовое изображение пионера с горном.