А когда они уже вышли из леса и пошли лугом, поднялся густой туман, запахло дождем, от труб сельских печей донесся запах глиняного угара. И Виктор Матвеевич вдруг остановился и прочел им удивительные стихи. Лучшие свои стихи, если только в самом деле стихи у поэта бывают лучшие и худшие.
Это было год назад, ну чуть меньше, чем год назад. И уже тогда Виктор Матвеевич, по-видимому, знал, что ему недолго осталось вдыхать этот влажный, чистый и прекрасный луговой воздух с кружащей голову горчинкой глиняного угара. Знал или догадывался?.. Но он создал маленькую модель, этюд того, что его уже поджидало.
Негромкий и мягкий мелодичный голос Виктора Матвеевича чуть более глухо, чем обычно, звучал в густом молочном тумане.
Как моя вселенная мала!
В десяти шагах стена тумана.
И тревога в сердце, будто рана,
И в ушах звенят колокола.
Это осень. Ранняя пока,
Но уже подсчитаны приметы:
По этапу в ссылку гонит ветер
Вместе с паутиной паука.
Лужицы в прозрачном серебре,
Словно в запечатанном конверте.
Маленький эскиз. Набросок смерти —
Пасмурное утро в сентябре.
Алле Кондратьевне было неприятно, что Анна Васильевна так подчеркивает свою дружбу с Сережиным отцом. Как будто тут других людей не было. И не хуже Гриши.
— Вы к нам в отпуск приезжайте, товарищ генерал,— предложила она громко.— Мы вам этой голубики... Лучше любого курорта. Ездила я в Сочи. Там на пляже — как шпроты в банке. Даже неприлично. А у нас тут, это вы правильно сказали, тишина, спокойствие... ИАнну Васильевну привозите. И Наташу.— Она говорила о них так, словно и Анна Васильевна и Наташа уже были в Москве.— Наташенька! — вспомнила она.— Будешь в ГУМе, там на первом этаже у фонтана, слева, крем облепиховый. Возьми для меня две баночки.
Матвей Петрович, тяжело сидя на корточках, подгребал уголь в костре. Не поднимая головы, он проворчал:
— Нет лучше, чем в Москве, Серега! Тут тебе крем облепиховый, тут тебе фонтал в магазине.
— Фонтан, дед Матвей,— машинально поправил его Сережа.
— Фонтан — когда вода вверх бьет для красоты,— убежденно сказал Матвей Петрович.— А когда вниз, для питья, — фонтал... (Так в старину в маленьких полесских городках называли водоразборную колонку на рыночной площади. Из нее брали воду, чтоб напоить лошадей) — Он поднялся и, тяжело выталкивая слова, обратился к Анне Васильевне: — Слушай, Анна... Я тебе кто? — Он горько поджал губы.— Бывший свекор. И все-таки с отъездом подумай еще раз. Как говорится, на счетах прикинь: что у тебя справа будет, что слева...
Генерал Кузнецов, которому этот разговор здесь, сейчас, показался совершенно неуместным, недовольно поморщился. Матвей Петрович заметил это каким-то боковым зрением и виновато добавил: