— Вот и договорились! — быстро, не дав досказать, что «все-таки», выпалила Алла Кондратьевна и поспешила перевести разговор на другое.— Наташа! Пора нам салатом заняться.
— Я не могу помочь? — вежливо осведомилась Анна Васильевна.
— Зачем? Мне — удовольствие, Наташе — практика. Может, посуду пока перетрете? Гриша вам поможет.
— Лучше я мужскую работу сделаю, — возразил Григорий Иванович.— Лук вам нарежу. Меня на погранзаставе научили — волосок к волоску. Ты так не умеешь. Где у тебя дощечка?
— Сейчас принесу.
Алла Кондратьевна ушла в дом и тотчас же возвратилась с дощечкой, с кухонным ножом, с полотенцем для посуды.
— Вот как это делается на погранзаставе, — громко сказал Григорий Иванович. — Смотрите. Нож только у тебя легковат...
Он очистил луковицу, положил ее на дощечку и часто-часто замахал ножом у самых пальцев левой руки, раз за разом отсекая тончайшие ломтики.
— Замечательно, — удивилась его искусству Анна Васильевна.
— Уж куда замечательней,— отозвалась Алла Кондратьевна.— Что ж ты, Гриша, луковицу не помыл? Так, немытую, в салат?
— А зачем ее мыть? Она под своей оболочкой стерильная, можно сказать.
Анна Васильевна взяла полотенце и принялась перетирать тарелки и бокалы. По-видимому, ей хотелось спросить, для чего это делать, когда посуда и без того чистая, прозрачная, сияющая, но она не решилась.
— Павел Михайлович! Откуда у вас цесарки? — спросил генерал Кузнецов.
— Это я опыт ставил,— посмеиваясь над самим собой, ответил председатель.— Цесарка — из фазаньих. А фазаны да и куропатки жука колорадского едят. Кура — дура, не ест, а они — жрут. Только капризная эта цесарка оказалась.
— В каком смысле?
— Брезгует жуком. Поэтому пришлось мне опыты с цесарками Алле передать. Теперь она над ними шефствует. И видите, сумела найти для них научное применение.
Матвей Петрович помялся, откашлялся и обратился к председателю:
— Михалыч... Я чего спросить хотел... Как там это... как там погода?.. В районе?..
— Снег выпал,— отрезал. Павел Михайлович.
— Господь с тобой, на воздвиженье?
— Погоди, Матвей,— нахмурился председатель.— Про погоду мы еще потолкуем.— И, сознательно переводя разговор на другую тему, он обратился к Сереже, который сидел, сгорбившись, на поленнице, в стороне от других, с безнадежным и отсутствующим видом: — Серега! "Ты чего нос повесил?
Анна Васильевна внимательно посмотрела на Сережу.
— В самом деле, — сказала она.— Сережа, что с тобой? Павел Михайлович приглушенно рассмеялся:
— Это вы у меня спросите. У него неприятности. В районе. Правда, Серега?
«Вот и все,— подумал Сережа.— Значит, председателю все известно. Только почему он так этому радуется? Если бы это не со мной, если бы с кем-нибудь другим случилось такое, я бы не радовался. Ни в коем случае не стал бы насмехаться».