— Правда,— сказал он не сразу, усталым, угасшим голосом.
— Обманула? — веселился Павел Михайлович.— Не пришла?
— Кто? — не понял председателя Сережа.
— Что значит — кто? — притворно возмутился председатель и пояснил, обращаясь к Наташе: — Девочку по району в кабине катал.
— Попался? — подхватила председательскую шутку Наташа.— Какую девочку?..
— Беленькую. В очках,— уличал Сережу председатель.
— Это не девочка,— ответил Сережа с внезапным облегчением.— Это тетя.
— Э, нет! — не согласился Павел Михайлович и подмигнул Наташе: — На тетю он бы так не смотрел.
— Да это учительница из Залесья,— стал оправдываться Сережа.— Она по дороге попросилась. На базар. Павел Михайлович, ну что вы в самом деле!
— А если в самом деле,— прищурился председатель,— так ты скажи, только по чести: тебя отец когда в последний раз порол?
— Никогда он меня не порол,— мрачно ответил Сережа.
— И даром,— решил председатель.— Гриша, ты ему запретил ездить?.. И я ему говорил. Что это за езда без прав? И ты, Матвей!.. Что старый, что малый!
— Это не Сережу, это Гришу нужно пороть, — не выдержала Алла Кондратьевна.— Если он сегодня не оплатит полиэтилен, завтра у меня производство остановится. Законник нашелся. Каждой дырке — гвоздь.
— Вот ведь люди,— досадливо сказал Павел Михайлович генералу Кузнецову.— Как соберутся хоть трое, тут же производственное совещание... Кстати, что там у тебя под цесарку? — с нарочито преувеличенным интересом спросил он у Аллы Кондратьевны.
— Все, что полагается. И красное, и белое. Только вы от меня не отмахнетесь... Я понимаю, вы уже одной ногой в институте. А может, двумя?..— спросила Алла Кондратьевна, но, не дождавшись ответа, продолжала с нажимом: — Только производство должно крутиться. И его не остановить, хоть некоторые и пытаются. Оно...— Алла Кондратьевна поискала сравнение и торжественно заключила,— оно, как колесо истории.
— Алла, у тебя цесарка не сгорит? — заботливо спросил Григорий Иванович.
— Ты мне зубы не заговаривай, — повернулась к нему Алла Кондратьевна.— Посмотрите на него. Плачет. (У Григория Ивановича в самом деле от лука текли слезы, и он вытирал их носовым платком.) Крокодиловы твои слезы.
Матвей Петрович подошел к костру, присел на корточки и принялся выгребать из золы печеную картошку.
— Пока там ваша цесарка,— проворчал он,— картошка поспела.
Генерал Кузнецов поднял с земли крупную горячую картофелину, перебрасывая с ладони на ладонь, дал ей чуть остыть и разломил.
— Наташа, дай соли.
Наташа принесла соль. Генерал Кузнецов посолил картофелину, чуть сдавил половинку в руке, так, что вылезла наружу белая, сахаристая мякоть, откусил и, прожевывая, выдохнул: