Рассадник распутства.
Дэвид кивнул. Теперь он начал понимать. Профессор Гупта говорил, что его дочь — наркоманка. Кажется, с ней связаться будет труднее, чем он думал.
— Женщина, которую мы хотим повидать, — я думаю, она здесь работает.
Грэддик прищурился:
— А ты говорил, что эта женщина в родстве с твоей женой?
Снова кивнув, Дэвид показал на Монику:
— Верно, двоюродные сестры.
— Распутство и блуд, — буркнул Грэддик, хмуро глядя на шлакоблочное здание. — Ты оскверняешь землю развратом своим.
Он снова сплюнул, не сводя глаз с распутного вида неоновой вывески, будто хотел голыми руками ее содрать.
Дэвид понял, что этот здоровяк-горец может оказаться очень полезен. А уж его машина — тем более.
— Вот именно. То, что случилось с Элизабет, разбивает нам сердце, — сказал Дэвид. — И мы должны чем-нибудь ей помочь. Хоть попытаться как-то.
Как и надеялся Дэвид, идея нашла у Грэддика отклик:
— То есть вы хотите спасти ее?
— Именно так. Мы должны убедить ее принять Иисуса как ее личного спасителя. Иначе ей прямая дорога в ад.
Грэддик подумал, поглаживая бороду и поглядывая на прикрытых брезентом гремучих змей.
— Хорошо. Мне в Таллахасси надо быть только к пяти вечера. Так что могу немножко поубивать время. — Он помолчал, улыбнулся и обнял Дэвида за плечи. — Ладно, брат мой, будем делать работу Господа! Войдем же в это логово мерзости, распевая гимны Его! Аллилуйя!
— Нет, давай так. Я туда войду один, а ты объезжай сзади и жди, пока мы выйдем через черный ход. Если она поднимет шум, поможешь мне ее вынести. Согласен?
— Отлично придумано, брат! — Грэддик дружелюбно хлопнул Дэвида по спине.
Выходя из фургона, Дэвид сжал Монике руку:
— Присмотри за Майклом, ладно? — и направился в «Ночные маневры».
Запах пролитого пива настиг его еще перед дверью. Прежнее отвращение подступило к горлу, как позавчера в баре на Пенсильванском вокзале, но Дэвид набрал в грудь воздуху и сумел улыбнуться, вручая вышибале десять долларов за вход.
Зал был синим от сигаретного дыма. Из динамиков ревела старая песня ZZ Тор. На полукруглой эстраде перед публикой из безнадежно пьяных «Джи-Ай» стояли две полуголые танцовщицы, одна из них медленно обвивалась вокруг серебристого шеста. Другая повернулась к публике спиной и медленно запрокинула голову назад, опустила ее между колен. Какой-то солдат шагнул вперед, пошатываясь, сунул ей пятерку в рот. Девушка облизнула губы и взяла банкноту зубами.
Сперва при виде такого количества народу в форме Дэвиду в первый момент стало не по себе, но он тут же осознал, что как раз эти солдаты опасности для него не представляют. Большинство, вероятно, пьет здесь уже двенадцать часов, наслаждаясь каждой минутой из сорокавосьмичасового увольнения. Он подвинулся ближе к сцене, вгляделся в танцовщиц. К сожалению, ни одна из них по внешнему виду не могла быть родственницей профессора Гупты. Та, что танцевала у шеста, была веснушчатая и рыжая, а с головой между колен — платиновая блондинка.