Напряженно выпрямившись, Энн следила, как ее муж критическим взглядом обозревает старенькие крашеные шкафы и истертый бежевый линолеум. От его взгляда ничего не укрылось, даже влажные посудные полотенца, висевшие на шкафу.
— Если ты нуждалась в деньгах, могла бы мне сказать, — заявил наконец Рубен, закончив обозрение.
Обернувшись к Энн, он скрестил руки на груди. Скрещенные руки резче обозначили его мощные бицепсы. Для латиноамериканца Рубен вообще был необычайно высок, а его рельефная мускулатура посрамила бы любого профессионального атлета.
Энн судорожно вобрала в легкие воздух. В голове шумело, сердце пронзала знакомая боль. Не поддавайся, шептал внутренний голос. Не дай ему снова подчинить твою волю. Пусть он богат, как Крёз, это все равно ничего не изменит. Ее дом полон для нее самых светлых воспоминаний. Стивен, и все то чудесное, что было в первый раз… Его первая улыбка, первый зубик, первые шаги, первые слова. Детская присыпка и колыбельные. Яблочное пюре и сладкие поцелуи, пахнущие жевательной резинкой. Она создала как бы мягкий кокон, защищавший ее и сына. Их общий мир — хрупкий, конечно! — позволял Энн держаться. До сегодняшнего дня.
— Мне не нужны твои деньги, — выдавила она. — И меня вполне устраивает мой дом. Он очень уютный.
— Ничего себе уютный! Настоящая трущоба.
Энн плотно сжала губы, стараясь сдержать слезы, готовые выступить на ее глазах от стыда. Ну еще бы ему не фыркать при виде ее подержанной мебели. В мире Каррильо де Асеведа все было самого лучшего качества. Суперсовременные автомобили, элегантная мебель, великолепные драгоценности. Он мог позволить себе любую роскошь. Энн же денег едва хватало, чтобы вовремя платить по счетам. Зато Стивен рос здоровеньким и счастливым, а больше ей ничего и не требовалось. Она не променяет спокойную, размеренную жизнь сына ни на какую роскошь.
— Я тебя сюда не приглашала, — огрызнулась Энн. — Если тебе здесь не нравится, можешь удалиться. Ты знаешь, где дверь.
— Еще чего не хватало! Лишить себя удовольствия наслаждаться твоим обществом? Ну нет, я никуда не пойду. — Рубен облокотился о кухонный стол. Он был совершенно невозмутим и любезен, как на светском приеме. — Кстати, для воспитанной дамы ты ведешь себя просто неприлично. Ведь полагается предложить гостю хоть глоток воды.
Энн в отчаянии бросила взгляд на часы, висевшие в кухне. На то, чтобы отделаться от Рубена, у нее оставался всего час.
— Уже поздно, Рубен, — сделала она последнюю отчаянную попытку.
— Вот именно, и чашечка кофе была бы очень кстати.
Поняв, что спорить бесполезно, Энн тяжело вздохнула. В этом весь Рубен. Слышит и видит только тогда, когда это ему удобно. Во всех остальных случаях он глух и слеп. Потому-то и появилось отчуждение между ними. Рубен был полностью поглощен своими делами, а Энн чувствовала себя совсем заброшенной и одинокой. Она пыталась поговорить с ним об этом, но он не пожелал ничего слушать — точно так же, как сейчас.