Мышка помахала рукой Гарри. Он помахал ей в ответ. Кажется, это было в ее жизни, и даже не раз. Вот только сердце почему–то уже надрывно не дребезжало в груди.
Дэниел открыл глаза и с величайшим трудом заставил себя подняться с кровати. Вроде бы не пил, а голова раскалывается так, словно выпил не меньше двух, а то и трех бутылок вина. В доме было тихо. Впрочем, госпожа Мышка иной раз вела себя действительно по–мышиному: запиралась в своей маленькой норке и не издавала ни звука.
Вики сказала, что ее подруга когда–то писала. Интересно — что? Судя по порядочной дозе сарказма, которую она извергала всякий раз, когда открывала рот, это были явно не дамские романы. Впрочем, кто знает, какой она была когда–то. Ведь у каждого есть свое «когда–то», «сегодня», а вот «завтра» — далеко не у всех.
Дэниел горько усмехнулся собственным мыслям и поплелся принимать душ. Дом по–прежнему молчал, и это неприятно настораживало. Приняв душ и поджарив гренки, Дэниел вспомнил о щенке — уж если не Миа, то он–то точно должен был дать о себе знать воем или поскуливанием. Дэниел пробежался по квартире, даже постучал к Миа, но из норки не донеслось ни звука. Мики тоже нигде не было. Из кухни донесся запах гари, и Дэниел вспомнил о гренках. Когда он снимал с плиты сковородку, наполненную скукожившимися черными комочками, перед его глазами встала картинка того, как в последний раз они с Миа поскандалили из–за сбежавшего кофе.
Может быть, она все–таки не выдержала и ушла? — подумал Дэниел, и если раньше эта мысль принесла бы ему некоторое облегчение, то теперь заставила испугаться. Нет, успокоил, он себя, Миа слишком упряма, чтобы так просто сдаться. Или все–таки ушла? Но тогда где щенок? Может быть, она впустила Мисси и та забрала его на прогулку? Но где тогда Мисси?
Устав строить предположения, Дэниел швырнул сковородку в раковину и снова прошелся по дому. Ему захотелось заглянуть в комнату Миа, но он подавил в себе это желание. Если она оставила комнату открытой, то вряд ли пришла бы в восторг от того что к ней кто–то заходил. А если нет — ключи от этой комнаты все равно только у тетки Лайзы.
И, в конце концов, разве ему станет легче оттого, что он узнает о ее переезде? Едва ли. Дэниел так долго жил один, что успел привыкнуть к этому маленькому ехидному и неопрятному существу, которое хоть как–то скрашивало его одиночество.
Устав от бесплодных брожений и размышлений, Дэниел вернулся к себе. За окном уже стемнело, и он снова вспомнил о щенке. Он уже давно ни о ком, кроме себя, не заботился, да и о себе самом заботился не так уж тщательно. Эта новая ответственность была ему в тягость, но сейчас Дэниел понял, что, несмотря на постоянные шалости щенка, он очень привязался к нему.