Почему он не мог поступить как негодяй? Почему не мог причинить ей страдания?
— Мэтью? — донесся от двери тихий голос Дженнет. Ветер растрепал ее модную прическу, и несколько прядей черных волос падали на ее нежное лицо, а голубые глаза искрились в тусклом свете оранжереи.
Повернувшись, Мэтью посмотрел на нее и мгновенно понял, почему никогда не сможет видеть, как она страдает, и, что еще важнее, почему никогда не сможет сам причинить ей боль.
Он любит Дженнет.
Он не мог поступить подло. Он хотел, чтобы она по собственной воле пришла к нему, а не из вынужденной необходимости спасти свое доброе имя.
— Уходи отсюда.
— Но ты просил меня прийти сюда, — возразила она, входя в оранжерею. — О чем ты хотел поговорить со мной?
— Уходи. Сейчас же! — Неужели она по его тону не понимает, что это необходимо? Он должен заставить ее уйти.
— Мэтью…
— Дженнет, я уверен, кто-то идет сюда. Если ты сейчас же не уйдешь отсюда, сама знаешь, что будет.
— Понимаю. — Она облизнула губы. — Тогда спокойной ночи.
— И не возвращайся в дом по главной дорожке.
Дженнет повернулась и пошла к выходу, но, со скрипом открыв дверь, задержалась и сказала:
— Спасибо, Мэтью, что не скомпрометировал меня.
Мэтью смотрел ей вслед, молясь, чтобы никто не видел, как она вышла из оранжереи, а потом, услышав голоса, взял свечу, вышел в дверь и направился прямо к идущей по дорожке группе.
— Сомертон, — кивнул Мэтью. — Леди Селби. Чудесный вечер, не правда ли?
— Да, по-моему, погода стала намного приятнее. — Вдовствующая леди Селби окинула его взглядом и посмотрела в сторону оранжереи.
— Это действительно так.
— Я слышала, в оранжерее есть интересные растения, — сказала молодая леди Селби. — Не хотите присоединиться к нам?
— Честно говоря, я только что из оранжерей. — Он многозначительно посмотрел на Сомертона. — Там не на что смотреть.
На следующее утро, когда солнце пробилось сквозь облака, Мэтью вышел из своей комнаты, злясь на себя за то, что мог подумать, будто Дженнет по собственной воле придет к нему. Она любила Джона, а не его. Досада, которую он чувствовал, не давала ему покоя, и единственное, что могло избавить его от тяжких мыслей, — это быстрая и долгая скачка.
Он отправился в конюшню и, пока конюх седлал для него мерина, с восхищением смотрел на лошадь, жалея, что теперь не может позволить себе иметь такое великолепное животное. При той скорости, с которой продвигался его план с Дженнет, он, вероятно, никогда уже не сможет купить себе лошадь.
Сев в седло, Мэтью направился по дорожке в лощину. Серое ноябрьское небо и пронзительный ветер приносили холод, но нисколько не охлаждали его бессильный гнев. В раздражении, сжав каблуками бока лошади, Мэтью пустил ее быстрым галопом, оставляя позади серо-коричневый пейзаж.