— Пожалуй, мне следует переодеться к ленчу. Мы можем поговорить позже?
— Конечно. Буду рада. — Интересно, о чем же таком Хантли хочет поговорить с ней?
Повернувшись, Дженнет наткнулась на сердитое лицо Мэтью. Он отступил с ее дороги, но она почувствовала его недовольство — уловила нечто материальное, несущее аромат сандалового дерева и сосны, — и у нее в груди громко забилось сердце.
Идя по коридору, Дженнет ощущала неотступное присутствие Мэтью у себя за спиной и, не выдержав, обернулась к нему:
— Зачем ты идешь за мной?
— Я иду в свою комнату. — Его губы скривились в улыбке.
— И я тоже.
— Прямо сейчас? — Его голос сделался хриплым и обольщающим.
— Не в твою. В мою.
— Тогда очень жаль, — отозвался он с ухмылкой.
— Прекрати! Ты не хочешь меня.
— Ты же знаешь, что хочу. — Он шагнул к Дженнет.
— Невозможно, чтобы ты хотел меня. Ты даже сказал Джону, что я не подхожу для него.
— Он так сказал тебе?
— Да. — Дженнет сжалась, услышав недоверие в его голосе. — Ему было очень приятно, что ты беспокоишься о нем. До того утра, когда произошло несчастье, я не понимала, почему ты это сказал ему.
Холодный взгляд Мэтью метался между ее глазами и губами.
Какая-то часть ее хотела открыть ему правду: Дженнет собиралась разорвать помолвку, но не могла найти нужных слов; ее, по-видимому, всегда останавливала мысль о том, что этим она разобьет Джону сердце.
Мэтью подошел к своей двери и остановился.
— Зайдешь? — предложил он глухим голосом, вызвавшим в Дженнет трепет.
Она могла сказать «да» и получить ответы на все вопросы, могла выяснить, как именно он выглядит без одежды, каков он на ощупь, каков на вкус…
— Нет, — ответила Дженнет. — Я иду в мою комнату — мою и мамину.
— Трусиха, — широко улыбнувшись, шепнул Мэтью.
— Я не трусиха. Я просто не думаю, что мне нужно становиться между тобой и мисс Марстон, — быстро сказала она, а потом отступила на шаг, повернулась и пошла по коридору.
— Трусиха.
Его шепотом произнесенное слово преследовало Дженнет. Да, она безвольная трусиха, но в данном случае действовала сознательно. Мэтью заслуживал гораздо лучшей женщины, чем она.
Мэтью наблюдал, как гости входили в столовую. Дженнет вошла с леди Элизабет, и, хотя вслед за ними вошла мисс Марстон, он не мог оторвать взгляд от Дженнет и от ее изумительных округлых грудей, скрывавшихся под бледно-голубым шелковым платьем с высокой талией.
Почему, оказываясь рядом с ней, он не мог держать рот закрытым? Приглашать ее к себе в комнату было абсолютно недопустимо, как бы сильно ему этого ни хотелось. Мэтью никак не удавалось выбросить из головы картину того, как Дженнет, сидя одна в саду, рисует его портрет. Мысль о том, что ее тянет к нему, согревала Мэтью сердце и другие, более греховные части тела.