Николя последовал мудрым советам друзей, сумевших убедить его, что единственным выходом для него является лицемерие: оно одно способно направить сплетни в иную сторону и в конце концов лишить их всякого смысла. В самом деле, скоро пересуды, столь любимые холодными сердцами и злыми языками как в столице, так и при дворе, прекратились; разумеется, слухи о нем ходили еще долго, однако в них царил полнейший разнобой, ибо каждый почитал свое мнение относительно «нашего дорогого Ранрея» единственно правильным. Оставалось только дополнить картину несколькими мазками, предназначенными для падких на новости светских бездельников, дабы те сообщили даже наименее легковерным, что дела у маркиза де Ранрея обстоят превосходно. Он намекнул на весьма лестную интрижку с нескромной дамой, в беседах был вежлив, но снисходителен и постоянно подчеркивал любой знак внимания к нему со стороны короля. Через некоторое время он со смехом заметил, что, похоже, преуспел в карьере придворного. Когда в августе двор пребывал в Компьене, во время травли кабана он несколько раз оказывался непосредственно за спиной у короля, и все могли видеть, что он пользуется особым расположением повелителя. Живо обсуждая стати зверя и перипетии погони, его величество нередко уезжал вместе с ним вперед, не дожидаясь, когда к ним присоединится свита. Охотясь на пернатую дичь он, желая доставить удовольствие Людовику XVI, несколько раз нарочно промахнулся, и государь в знак своего расположения подарил ему ружья покойного короля, те самые, которые тот незадолго до болезни одолжил Николя на время охоты.
Подобные мелочи при дворе имеют огромное значение, и его звезда, уже считавшаяся потухшей, внезапно засияла еще ярче, заставив прибежать к нему с комплиментами даже тех, кто еще несколько дней назад смотрел на него невидящим взглядом. Он не сомневался, что слухи о его успехах — без сомнения, раздутые — достигнут ушей Ленуара, ибо осведомители информировали начальника полиции обо всех без исключения событиях придворной жизни. Однажды он обнаружил, что в суете, вызванной постоянной сменой впечатлений и чувств, пролетели несколько месяцев.
Зычный глас вернул Николя к действительности.
— Фаршированная баранья нога по-королевски с гарниром из слоеных пирожков с опятами! — громко декламировал Лаборд, неся на вытянутых руках серебряное блюдо, над которым клубились ароматные завитки пара.
— Похоже, в его лице мы потеряли настоящего герольда, — воскликнул Ноблекур, чей взор уже сверкал от вожделения. — Ему не хватает только табарда