Сваленные вперемежку копыта, рога и прочие несъедобные останки покрывал плотный черный слой осенних мух, отчего разглядеть что-либо в подробностях возможности не представлялось. И все же, приглядевшись, они различили бледное, пожелтевшее лицо, смотревшее на них мертвыми глазами. На этом юном, почти детском личике застыло выражение ужаса и изумления. Скорее всего, тело сбросили на ужасную кучу откуда-то сверху. Николя приказал снять труп с телеги. Призванные на помощь рабочие, вооружившись деревянными лопатами, аккуратно поддели его и опустили на носилки. Размахивая сорванной с куста веткой, чтобы отогнать назойливо жужжащий перед лицом рой мух, Семакгюс склонился над телом.
— Молодая девушка или женщина, приблизительно… гм… восемнадцати-двадцати лет… Отметинки от оспопрививания. Глаза голубые, насколько можно сейчас судить. Зияющая рана на шее. Практически без одежды. Рубашка… Дезабилье в полоску.
— Время смерти?
— Трудно сказать. Надеюсь, вскрытие поможет определить.
— Кто ее нашел? — спросил Бурдо.
— Рабочие, что приходят утром опустошать телеги, — поторопился ответить толстяк.
Он указал на высокую дверцу.
— За ней расположен наклонный желоб. Кишки сами соскальзывают в котел. Обычно тот, кто этим занимается, не смотрит, что он сбрасывает.
— Тело могло остаться незамеченным?
— Конечно. Они сами говорят, что выполняют свою работу не глядя, лишь бы по сторонам ничего не сыпалось.
— Тогда отчего они вдруг обратили внимание на то, что сбрасывают?
Толстяк разжал руку и протянул Николя маленький круглый предмет.
— Лучи восходящего солнца осветили эту штуку, и она заблестела. Вдобавок им показалось, что сегодня телега легче, чем обычно.
— Бонбоньерка, — произнес Николя, вертя в руках сияющую коробочку.
Позолоченная, украшенная искусно выполненной гирляндой из зеленых камней, она имела эмалевую крышку с изображением четырех амурчиков, выпускавших птичку из клетки. Вокруг рисунка вилась надпись «Амур гравер» и четверостишие:
В детстве амур не помышлял ни о чем,
Лишь о свободе птичек.
А мы, повзрослев, мыслим только о том,
Что нашей душе стало ближе.
Николя попросил у Семакгюса очки: корабельный хирург все чаще вынужден был прибегать к помощи сего прибора, и это его ужасно раздражало его. Получив очки, Николя сложил их пополам, дабы стекла оказались друг над другом, и воспользовался ими как увеличительным стеклом. Внимательно оглядывая бонбоньерку, он в конце концов отыскал клеймо в виде головы легавой собаки. Удовлетворенно вздохнув, он открыл коробочку.
— Друзья мои, — объявил он, — это коробочка для пилюль…