— Но почему?
— Над заключенными могут надругаться самым отвратительным образом; приличия не позволяют мне назвать пороки, выставляемые там напоказ, особенно когда являются посетители. Мне не раз говорили, что многие узники, потеряв стыд, растлевают и оскверняют себе подобных.
— Но кто же эти несчастные, попавшие в здешний ад?
— Вы еще спрашиваете? — с горькой иронией воскликнул Жевиглан. — Да обычные люди, чья вина состоит в том, что они, устроив потасовку или напившись до свинского состояния, попали в лапы полиции, коя и заграбастала их за нарушение общественного порядка… что еще могут вменить мелким дебоширам? Ни один из них не уличен в тяжком преступлении, а потому никто и не предстал перед судом; в сущности, они сидят тут за сопротивление полиции.
Улыбнувшись, он добавил:
— Не принимайте мои слова на свой счет. Мне понятно ваше возмущение, и я ценю ваше великодушие.
— В начале своей службы, — проговорил Николя, — мне довелось читать доклад, направленный тогдашнему начальнику полиции Сартину. Из этого доклада следовало, что число узников Бисетра пополняется в основном за счет арестов, производимых превотством, военным советом, судьей по уголовным делам и местными блюстителями правосудия, особенно теми, кто выслеживает браконьеров. Будьте уверены, я непременно извещу Ленуара о положении здешних арестантов.
— До сих пор никто даже не пытался что-либо предпринять для прекращения творящихся здесь безобразий.
Они стояли молча, а брань и улюлюканье, летевшие из окон, становились все громче: их присутствие подогревало страсти заключенных.
— Мне кажется, подобному приему мы во многом обязаны вашей мантии, — заметил Жевиглан. — Они распознали в вас судейского… Но я злоупотребил вашим временем. Сейчас я отведу вас к матери настоятельнице, а она направит вас к тюремщикам, заведующим списками.
Изящная лестница привела их на второй этаж центрального здания, где к ним, звонко стуча башмаками по плитам, тотчас метнулась сестра-прислужница. Попросив ее доложить о нем настоятельнице, Николя попрощался с Жевигланом. Комиссара ввели в тесную келью, где стояли сосновый стол и две скамеечки. Навстречу ему поднялась небольшого роста женщина; лицо ее скрывало черное прозрачное покрывало, но тем не менее он почувствовал на себе ее пристальный взор. Пряча руки в широкие черные рукава, она заговорила резко и пронзительно:
— Полицейские комиссары часто посещают сию обитель, но редко просят встречи со мной. А может, вы явились для нового расследования? Хотите вновь сунуть к нам свой нос, как тогда, в 1770 году? Неужели милосердия, коим держится сие заведение, недостаточно, дабы оправдать его существование? С нами вновь ищут ссоры?