— Вы были правы. Итак?
— Он рассказал мне очень странную историю. Когда он подъезжал на карете к берегу Сены, к Севрскому мосту, чтобы промыть ногу одной из лошадей, он хорошо разглядел сцену, описанную лакеем. Два человека окунали в воду бесчувственное тело и утверждали, что их друг мертвецки пьян. Но вот чего не заметил лакей и что поразило нашего кучера — это лицо пьяницы. Он с содроганием вспоминал его, бедняга! И его описание соответствует по всем пунктам лицу виконта де Рюиссека. Он до сих пор дрожит при воспоминании об этих ввалившихся щеках! Для пьяницы это уж слишком. Свинец. И смерть, вот чье это дело.
— Знаете, о чем я вдруг подумал? Об одежде, пропахшей речной водой, об этом резком запахе — гнилой воды с наших берегов. Они хотели избавиться от тела, утопив его. С таким балластом он бы тут же ушел ко дну. Чем бы очень порадовал рыб, о которых вы только что говорили.
Бурдо тут же отодвинул тарелку с угрем.
— Никогда я не жаловал, — проворчал он, — рыбу, пойманную в больших городах.
— Но, — продолжил Николя, — нашим малым не дали закончить свое дело, и один из них, несомненно, был лакей Ламбер, придумал этот дьявольский план подбросить тело во дворец Рюиссеков. Он или его сообщник.
— Видам? — спросил Бурдо.
— Возможно, но есть и другие подозреваемые.
— В любом случае, это проясняет нам некоторые подробности и открывает новые перспективы. Я приказал спрятать кучера. Он — свидетель первостепенной важности, жаль только, что он не смог получше разглядеть тех двоих. Его не на шутку напугало лицо мнимого пьяницы.
Николя и Бурдо еще долго проговорили за бутылкой крепкого шинона, готовя план действий. Теперь Николя был спокоен. Еще не имея в руках все карты, он понимал, что сможет сдержать слово, данное месье де Сен-Флорантену, и представит ему виновных в недельный срок. Оставалось только дождаться вестей из провинций, сопоставить их и проверить, подождать, пока месье де ля Вернь найдет имя лейтенанта, ставшего жертвой графа де Рюиссека — эта деталь могла оказаться крайне важной — и, конечно, расставить вокруг главных героев этой трагедии сети шпионов и осведомителей.
Если Справедливость изображают с повязкой на глазах, нужно, чтобы Разум был ее поводырем.
Вольтер
Среда, 14 ноября 1761 года
После Дня Всех Святых похолодало, и город окутал туман. Генерал-лейтенант полиции вошел через главные ворота Шатле, согревая руки в муфте. С помощью отца Мари он попытался высвободиться из тяжелой шубы. Он заворчал, раздраженный неловкими движениями привратника. Николя и Бурдо наблюдали за этой сценой. Инспектор прислонился к стене, как будто хотел остаться незамеченным. Что до Николя, он вдруг вспомнил, как много лет назад он впервые встретился здесь с месье де Сартином. Его всегда поражал контраст между старыми средневековыми стенами и роскошной обстановкой. В это хмурое серое утро комната была освещена дрожащими огнями множества свечей, вдобавок к свету пламени в огромном готическом камине. Месье де Сартин был чувствителен к холоду, поэтому было предписано постоянно отапливать большой зал, в котором магистрат появлялся лишь раз в неделю, по средам, для символического судебного заседания. Но очень часто эту обязанность выполнял кто-то другой. Сартин облокотился на спинку кресла, приподнял фалды сюртука и подставил спину под жар камина. Он задумался на секунду, затем знаком пригласил Николя начать разговор.