— Я решил ехать в Париж, чтобы найти свою сестру и приблизиться к семейству де Рюиссеков. Увы, — он попытался обернуться к мадемуазель Бишельер, — наши несчастья вывели ее на путь, с которого она не пожелала сойти, несмотря на все мои упреки. В этом смысле она ни в чем мне не уступала. Она лишь согласилась помочь мне в деле восстановления справедливости. Здесь я должен официально заявить, что ей ничего не было известно о моих планах, и она была лишь послушным орудием в моей игре, последствий которой она не могла оценить.
— Мы это узнаем, месье, — ответил Сартин.
— Для меня не составило затруднений попасть в дом де Рюиссеков. Получив от меня хорошее вознаграждение, лакей виконта ушел со своего места. Я тут же его заменил. Еще проще было втереться в доверие к молодому человеку и его брату, я использовал страсть последнего к игре и тайно ссужал ему деньги. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что сам граф также жаждет мести. Он принадлежал к кругу недовольных и набожных и с легкостью мог быть вовлечен в любой заговор. Я завоевал его доверие и втайне стал его правой рукой. Я вошел в тайное общество, которое готовило дворцовый переворот. Таким образом я выстроил две интриги, одну — с целью личной мести, другую — чтобы наказать короля за его несправедливость. Я не хотел упускать такой случай. Необходимо было заманить графа в ловушку, из которой он не сможет выбраться. Он стал участником заговора. Я имел влияние на его сыновей. Я хитроумно использовал некоторые документы, чтобы вынудить графа согласиться на брак его сына с моей сестрой — мадемуазель де Совте, — он так и не узнал, кто она на самом деле.
— Но вы и сами появлялись под видом мадемуазель де Совте, — заметил Николя. — Я нашел в Версале, в ее доме, женские туфли большого размера и светлый парик, а также ваши следы на левой стороне чашки. Все это меня убедило, не говоря о найденных под кроватью брыжах, которые вы, несомненно, использовали, изображая видама.
— Действительно, я мог действовать под разными обличьями, играя самых разных людей. Готовя свою месть, я познакомился с одним каторжником, уже отбывшим свой срок и скитающимся по дорогам со своим глухонемым сыном. Когда-то он был слесарем. Его мастерство помогло мне проникнуть в Версаль, чтобы лучше подготовиться к делу.
Николя не мог удержаться от чувства жалости к этому человеку, но вовремя вспомнил что «дело» его было длинной вереницей убийств, одно страшнее другого, и планами убить короля.
— Все мне благоволило, — продолжал Лангремон. — Рюиссеки были у меня в руках. Граф стал участником одной секретной организации, главарь которой общался с ним через моего посредника, который скрывался в каморке слесаря. Затем случилось так, что граф де Рюиссек, убедившись в предательстве одного из заговорщиков, Трюша де ля Шо, потребовал казнить его как предателя и из-за угрозы, которую он представлял для нашего дела. Я так и не узнал, как и почему виконт де Рюиссек оказался на его месте.