Я пытался изо всех сил скрыть, что мне страшно. Хотя, признаюсь, поджилки так и тряслись.
— А как быть с Бздунишкой Дэном? Он-то не имел никакого отношения к твоему драгоценному приятелю.
— Достаточно того, что вы здесь учинили, — произнес Уивер этаким надменным тоном, словно лорд. — Он заслужил смерть. И ты тоже.
Пистолеты его по-прежнему смотрели на меня. Я тоже держал его на мушке, только вот пистоль мой был один против его двух. Впрочем, моя пушка стоила их — ведь за ней следил и заряжал ее великий мастер по оружию, покойный ныне Бздунишка Дэн. Я бы всяко успел раньше нажать на курок, чем этот выскочка еврей, а одного удачного выстрела мне бы вполне хватило.
И вот, значит, приближается он к той невидимой черте, откуда я, будь на его месте, начал бы палить. Тут я и стреляю первым. Он почти мгновенно отвечает. Однако ж мой выстрел оказался точным, а его — нет. Конечно, по моему разумению «точность» — это несколько иное, потому как пуля только чиркнула по его плечу. Но и этого хватило; от удара Уивер не удержался в седле и кувырнулся с лошади, пальнув с обоих стволов в небо по воробьям.
И понял я, что вот он — мой шанс.
— Ты! — ору я жирному. — Забрось его на мою лошадь.
И тычу пистолетом в Филлипа. А тот так и лежит скрюченный на земле и больше не шевелится.
Толстяк беспрекословно подчинился, и меньше чем через полминуты тело кучера было перекинуто поперек кобылы, а сам я восседал в седле. Уивер все еще пытался подняться на ноги. Он держался за плечо, и я заметил, что кровь оттуда так и хлещет. Кажется, попал я прямиком в кровеносный сосуд и очень надеялся, что рана не позволит ему погнаться за мной. Рисковать не хотелось, да.
Так что проскакал я мимо Уивера, выстрелил в него разик для порядку и помчался прочь. Пленник мой безмолвно покачивался в такт движению лошади, словно большой окровавленный мешок дерьма.
А потом были три часа безумной скачки домой, в Лондон. Все вышло, как вышло, и добрался я до города, когда уже совсем стемнело. Хоть и не настолько, чтобы на меня не обращали на улицах внимания. Но вот чем прекрасен Лондон, пусть он во многом и говенный город, — есть у него такая чудесная особенность: здесь никто не удивится, если заметит, как ты везешь перекинутое через седло неподвижное тело. Здесь и без этого, должен вам доложить, хватает развлечений. Кричат на углах бабы, продающие устриц и креветок, кричат торговцы пирожками, кричат шлюхи и сутенеры. По узким улочкам носятся сломя голову всякие идиоты в экипажах, фермеры тащат на продажу свиней. На мостовых тут и там попадаются кучи дерьма и лужи мочи, а возле лошадиных трупов пируют нищие. Небо над городом все в саже и копоти. Людишки, злые и напуганные, знай себе снуют туда-сюда. В общем, никому до меня не было дела, словно я и не человек вовсе, а муха навозная.