И только когда мальчик вырвал руку, когда он повернулся и побежал, когда мужчина неуклюже бросился за ним, но, сделав несколько шагов, упал и оставил эту затею — только тогда я наконец пошевелился.
Ярость была моим врагом. Ярость была моим давно утраченным другом. Она внезапно, так что мне стало жарко, накатила на меня, прогоняя прочь нерешительность и слабость, заставив буквально пулей вылететь из машины. Теперь я был готов защитить его.
— Джозеф, — прошептал я.
Так звали моего брата.
Мужчина нырнул в автомобиль и скрылся за поворотом. А я остался посреди улицы; сердце бешено колотилось в груди.
Той же ночью я поделился с Келли своим планом.
Мы лежали в постели оба мокрые от пота, и я заявил, что должен это сделать. Ярость вернулась и предъявила на меня права. Келли крепко прижала меня к своей уютной груди и произнесла:
— Ты дома.
На следующий день я ждал его возле школы. И через день. Ждал всю неделю.
Он появился в понедельник. Подъехал и припарковался прямо напротив игровой площадки.
Когда он выбрался из машины, я подошел с вопросом, как попасть на Четвертую улицу. И только он повернулся указать направление, как я тут же приставил к его спине пистолет.
— Только пикни — и ты покойник.
Мужчина тут же сник, промямлил что-то насчет того, что я могу забрать деньги, но я велел ему заткнуться.
Покорно, словно овечка, он сел в мой автомобиль.
Чья-то мамаша недоверчиво оглядела нас, когда мы проходили мимо.
Я вел машину в укромное местечко в долине, которым уже пользовался раньше, когда меня охватывала слепая ярость, заставляющая подозреваемых с большими ртами и ужасной биографией трепетать от страха. Они боялись меня, боялись того, что я собирался с ними сделать. А меня это успокаивало; я обуздывал владевшую мною ярость, как в детские годы, когда говорил всем, что научился, считая до десяти, сдерживаться и не нажимать на спусковой крючок. Такими спусковыми крючками были вещи или люди, выводившие меня из себя. Их было множество.
Человек в облачении священника с белым воротничком. Спусковой крючок номер один.
Нам пришлось преодолеть больше четверти мили до песчаного карьера, заполненного водой неприятного бурого цвета. Стараниями окрестных жителей он превратился в гигантскую свалку.
— Почему? — спросил мужчина, когда я заставил его встать на краю карьера.
Потому что когда мне было всего восемь лет, моя жизнь была сломана. Потому что я убил своего брата точно так же, как если бы собственными руками затянул ремень вокруг его шеи и отпихнул ногой стул. Вот почему.
Он упал и вскоре исчез среди груд разнообразного мусора.