Пацаны ловили светлячков и с бессмысленной жестокостью губили их в угоду сиюминутной радости. Несчастного жучка делили на две части, задняя половинка продолжала фосфоресцировать, — ею намазывали ладони, лоб, щеки, и наша глупая молодежь ненадолго превращалась в уругвайских туземцев.
В одной книжке я прочёл, что самые большие светлячки живут в Уругвае.
Долгое время мы с Тамарой ходили, робко держась за руки. И вдруг я заметил, что она прячет руку, за которую я её обычно держал. Она стала закладывать её за спину, забавно выворачивая назад. Словно прятала от меня.
При этом взять девочку за руку было почти невозможно.
И тогда мне ничего не оставалось — я осторожно обнял её за плечи. И в этот момент я понял, какой я дуб! Лопух! Она давно хотела, чтобы я обнял её, а я, баран, лишь держал её за руку.
Словно юный пионер.
Потом настал день, точнее, вечер, когда я впервые поцеловал Тамару.
Это было так забавно и так трудно — первый поцелуй.
Я провожал Тамару. До самой калитки.
Мы стояли рядом и о чём-то шептались.
Неожиданно Тамара вытянула шею и стала внимательно смотреть в темноту своего сада.
— Куда ты смотришь? — заинтересовался я и придвинулся к ней поближе.
— Скоро гладиолусы расцветут, — ответила девочка.
— А где они тут у вас?
Было темно и пришлось вглядываться.
Но я ничего не видел. Не мог видеть.
Потому что ладонь моя лежала на тонкой девичьей талии. В неё, в мою ладонь и переместились все мои органы чувств.
Сердце стучало так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит наружу.
— Вон там, — Тамара показала рукой вглубь сада.
— Не вижу, — отвечал я, а мои губы едва не касались её щеки.
— За теми кустами роз, — уточнила девочка.
— Не вижу, — тихо промолвил я.
И в этот момент мои губы коснулись её щеки.
Теперь я не мог увидеть ни гладиолусов, ни роз, даже если бы они все засветились ярким пламенем.
— Не надо, — прошептала Тамара.
— Почему? Я хочу тебя поцеловать, — искренне признался я.
— А я этого хочу? — спросила Тамара.
— Хочешь, — нахально заявил я.
— Почему?
— Потому что ты мне нравишься.
От этих слов мне почему-то стало жарко.
Какой я нахал!
Мои губы искали настоящего поцелуя, но девочка увернулась, и я смог лишь поцеловать её в щеку.
— А как же Ира? — строго спросила Тамара.
— Никак.
Я обнял девочку крепче, увереннее и привлёк к себе.
И мы стали целоваться.
Это было упоительное чувство — целовать любимую.
Я осторожно прижимал Тамару к себе, а она, слегка сопротивляясь, поддавалась мне.
Первый поцелуй в губы был легче дуновения ветра.
Где-то на задворках памяти мелькнуло воспоминание о том, как я целовал Ирку. Разве это были поцелуи? Странно было то, что я вообще пытался её целовать — ведь она никогда не позволяла мне сделать это по-настоящему. Всегда хихикала и уворачивалась. Словно ей были неприятны мои неуклюжие нежности. Теперь Ирка была в прошлом.