Я умирал от любви.
Как случилось, что я в неё влюбился?
Хорошо это помню, только объяснить всё равно не сумею.
Да и что объяснять-то?
Тогда я, восьмиклассник, был увлечён встречами со своей одноклассницей. Наши свидания были довольно регулярными и сильно напоминали какую-то восточную песню. В том смысле, что каждый вечер всё происходило на удивление одинаково. После кино, где мы сидели в совершенно разных местах зала: она со своими подружками, а я среди своих корешей, так вот, после кино, каким-то звериным чутьём я определял куда и с кем она пошла и догонял их, стайку громко разговаривающих девчонок и молча шёл сзади, безошибочно выделяя в темноте её, мою Джульетту, она же, словно чувствуя мой страстный взгляд, начинала говорить и смеяться громче других. Ирка знала, что я иду следом.
Постепенно девчонок становилось всё и меньше, так как та или иная оказывалась у своего дома. Но вот и моя Ирка пришла. Скрипела калитка, но я знал, что всё это ложь, игра, сладкий обман… От меня требовалось только одно — не шуметь, чтобы папочка или мамочка моей пассии, упаси боже, не проснулись, чтобы не залаял старый, глухой пёс, чтобы всё было тихо-тихо и тогда… Спирало дыхание от одной мысли, что моя девочка где-то здесь, что в дом она не пошла, что она не меньше меня хочет и ждёт. Хочет и ждёт. Хочет и ждёт нашей тайной встречи.
Я тихо подходил к забору. Тотчас же Ирка неслышно выходила из-за куста сирени, я открывал калитку и хватал её за руку. Она приглушённо хихикала, а я, дрожа от страсти, тянул её за собой. Быстро, словно боясь опоздать, мы шли прочь от дома. Уходили мы недалеко. У нас было место, где, как мне казалось, нам никто не мог помешать. Собственно, мыслей об этом, о том, что кто-то нам помешает, не было. Говорили мы мало, а если и говорили, то только об одном. Я требовал, а она возражала. Я настаивал, а она пыталась меня отталкивать. Я знал все её застёжки и пуговицы, пожалуй, даже лучше, чем собственные. Я бросал на траву свой жалкий пиджачишко и почти насильно усаживал на него Ирку, пытался целовать, но она не давалась, сжимала губы, отворачивалась и тихо смеялась. Я жадно сжимал её упругую грудь, Ирка охала, а я валил её на спину, она брыкалась, не давая моей руке залезть к ней под юбку. От этих брыканий подол сбивался кверху, так что когда я скашивал взгляд вниз, то жар жуткой похоти охватывал меня. Я видел девичьи бедра, оголённые до самых трусиков, резинки и застежки её чулок, и уже не было на свете силы, способной содрать меня с тела моей девочки.
