«Как штык», — так говорил мне отец.
А тут — после десяти только собираемся.
Тоска родилась где-то глубоко, в самом дальнем уголке моей души. Но, родившись, она уже не покидала меня, а лишь нарастала и нарастала.
— Давай не пойдём, — уныло промямлил я.
— Ты что? Почему? Уже все договорились, — ласково шепнула Тамара.
— Не знаю… — я не узнавал своего голоса.
— Тебя что, не отпустят? — удивилась она.
Какая догадливая!
Наверное, нужно было честно сказать, что, да, не отпустят, и я даже не буду пытаться спрашивать родителей — мне всё равно не разрешат идти «на хату». Быть может, Тамара поняла бы меня.
Быть может.
Но я ответил иначе.
— С чего ты взяла?
— Подумала.
Я увидел, что она улыбнулась.
Нашла, чему радоваться!
— Неправильно ты подумала. Просто я не хочу!
— Не хочешь?! — изумлённо спросила Тамара.
— Не хочу! — нагло заявил я.
— Странно как-то… — она смотрела мне прямо в глаза.
— Ничего странного! — с вызовом прокукарекал я.
— Мне казалось…
— Кому кажется, тот крестится!
О, небо! Зачем я так сказал?
Тамара отвела взгляд, и губы её задрожали.
Неожиданно закапал дождь.
С минуту мы стояли молча.
Нужно было взять её за руку и перевести всё в шутку, но вместо этого я тоном тренера-наставника посоветовал: «Сходи с ними. Побудете втроём, говорят, такие варианты очень интересны в интеллектуальном отношении.»
А вот ехидничать не нужно было вообще. Умник!
«В интеллектуальном отношении!» Козёл!
Как слышится, так и пишется: «Козёл»!
— Хорошо… — тихо и обречённо произнесла Тамара.
Она резко повернулась ко мне спиной и быстро зашагала прочь.
А я остался один.
Дождь усилился.
Не помню, как я пришёл в тот вечер домой.
Отец и мать ждали меня — жизнь шла, как обычно, но, простит меня небо, в ту минуту у меня было одно желание, чтобы они, родимые, уехали куда-нибудь на день-два, и тогда я смог бы всё-таки пойти «на хату». С моей Тамарой.
Но родители были веселы и довольны своей жизнью и никуда не собирались уезжать.
«Заветный» вечер приближался.
Весь день накануне я не мог найти себе места.
Странное дело, случилось так, что после того ужасного разговора я больше не виделся с моей
Тамарой.
И этот вечер настал.
Родители легли спать пораньше — «завтра праздник!»
Я выключил свет и долго стоял у окна, пронзая взглядом черноту осенней ночи.
Там, вдали, был дом, где, быть может, именно в эту минуту моя девушка тоже печалилась об мне. Хотелось, чтобы наша грусть была взаимной. У меня не было сомнений — Тамара думает обо мне. Ей, как и мне, должно быть, не до веселья.
Я не спал всю ночь. Мелкий осенний дождь стучал в окно.
Мерзкая, липкая тревога не давала даже прикрыть глаза.