Во второй половине дня мы собрались у дома Горшковых. Митька предложил сыграть в перья, потряс на ладони десятком «лисичек», «86», «рондо», но никто не согласился: было не до этого. Он положил перья обратно в карман, проговорив:
— Испугались.
— Чего там испугались, — возразил я. — Кругом такое, а он — свое…
— Кто б говорил! — запел Митька протяжно. — Да ты и в мирное время боялся играть.
— Не боялся, а просто не люблю эту игру.
— Не люблю, — передразнил Митька, и на этом спор закончился.
Разговор у нас перекинулся на войну. Начали фантазировать, как быстрее разбить немцев, как оно будет, если они придут в поселок.
— Как будет? — хмуро проговорил Митька. — Придет, ляжет на кровать и скажет: «А ну, Васька, ким зи сюда…»
— А что такое «ким»?
— Ну — иди.
— Не «ким», а «ком».
— Не все равно? — огрызнулся Митька и продолжал: — «Давай, скажет, Васька, чеши мне пятки, пока я не усну». И будешь чесать.
Васька, веснушчатый, робкий мальчик, недоверчиво кивнул.
— Ну да! — Затем, помолчав, собрался с мыслями: — А я ему палкой по пяткам как дам!
— Дашь, когда он с винтовкой!
Васька ничего не ответил.
— Что ж они, как помещики раньше, что ли? Пятки им чесать! — возразил я Митьке.
— А ты что думаешь?
— Они фашисты! — убежденно сказал я. — И чуть что — сразу убивают.
— Вот так сказанул! А фашисты что тебе, не буржуи?
— Буржуи… Буржуи, но…
Васька не дал мне договорить. Он вдруг закричал:
— Смотрите! — и показал рукой в сторону кирпичного завода.
На гору к заводу со стороны станции выскочило несколько всадников. Они неуверенно потоптались у заводских ворот и, разделившись на две группы, разъехались: одни быстро шмыгнули в ворота, а другие галопом помчались вниз, в поселок. Вскоре на горе показались еще всадники.
Пока мы смотрели на гору, через двор промчался один из них в круглой каске и зеленой одежде.
— Немец!
— Откуда? Еще наши не отступали.
— Они, может другой дорогой…
Ближе к нам, на перекресток, выскочило трое всадников. Осадив лошадей, они заговорили не по-русски.
— Ну? Немцы!
— Да нет, — не соглашался я. — Мы ж немецкий учили. Хоть одно слово понятно? Нет. Может, это наши, грузины. Они тоже с усами.
Один всадник, увидев нас, подъехал, замахал рукой, что-то спрашивая. Мы ничего не понимали, но сразу почувствовали, что это не наши, затихли, робко прижались к стене.
Нас выручил сигнал. Где-то далеко заиграл горнист, и там же, в сторону станции, взвились одна за другой три ракеты.
Чужеземец пришпорил коня, ускакал.
В Андреевку вступили оккупанты.