— Сидим — шепнул мне Митька. — А я хотел, пока светло, пройти по селу, может, старика встретили б: надо ж ему отдать.
Девочка подняла голову, откинула упавшее на правый глаз колечко волос, улыбнулась, потом откусила нитку и, разгладив на коленке свое рукоделие, стала рассматривать.
— Где больше двух, там секретов нема, — проговорила она, ни к кому не обращаясь.
— А у нас тоже нет секретов, — быстро ответил Митька. — Могу сказать. Я спрашивал, как тебя зовут.
Девочка хмыкнула и протянула нараспев:
— Хитрющий який! И що ж вин сказав, як?
— Хивря.
Девочка звонко засмеялась, закрыв лицо рушником.
— Что, не угадал? — выдерживая серьезный тон, спросил Митька.
— Нет. Меня зовут Оксаной. А вас?
— Его — Петькой, а меня — Митькой.
— Петро и Дмитро? — улыбнулась она. — А почему у тебя глаз завязанный?
— Болит, — кратко ответил Митька, заерзав на табуретке.
Я все время сидел молча, только улыбался и не мог вставить в разговор ни одного слова, хотя мне очень хотелось сказать что-либо Оксане, и именно такое, чтобы она засмеялась. Но я не умел рассказывать смешное, а в присутствии девочки, да еще незнакомой, совсем терялся. Когда она спросила, почему у Митьки завязанный глаз, я заикнулся было сказать ей правду, но Митька опередил: бросив короткое «болит», он выразительно взглянул на меня. Я так и сидел весь вечер молча.
Когда уже совсем стало темно, пришла мать, зажгла коптилку.
— Нимецьке электро.
Оксана подсела ближе к свету и принялась снова вышивать.
— Та бросай уже, очи спортишь, — сказала мать и, взглянув на нас, улыбаясь, добавила: — Успеешь, замуж ще не скоро.
Оксана зарделась, скомкала свое рукоделие, убежала за перегородку.
— Не бижи, подавай вечерю, хлопцы голодни.
После ужина Оксана пошла спать, а мы сидели, словно чего-то ждали. Хозяйка, казалось, нарочно не стелит нам постель. Просить ее было как-то неудобно, и мы терпеливо ждали, когда она укажет нам место. Вдруг за окном послышался хруст снега, и кто-то осторожно трижды стукнул в стекло. Наша хозяйка тотчас же пошла открыть. В комнату вошел мужчина. На нем был серый плащ и шапка-ушанка. На ногах яловичные сапоги, жирно смазанные дегтем. Он посмотрел на нас, и лицо его озарилось радостной улыбкой.
— Они! — воскликнул мужчина. — Здравствуйте, хлопчики! — голос показался мне знакомым.
Но мы недоуменно смотрели на него и не знали, что делать. Митька молчал, молчал и я, мужчину мы видели впервые.
— Не узнают! — обернулся он к хозяйке. — Я с бородой был… Так это ж я, тот самый старик, что с вами на ночлеге был. Побрился только.
— Старик! — вырвалось у Митьки.