И тогда, как уже говорилось, пришел день великого поворота. Он пришел, как голубое небо на открытые улицы. Один парень встретил меня, поднес к моему рту микрофон и спросил у меня, как дела. Я ответил:
— Нет повода для беспокойства.
Потом я отправился домой и больше об этом не думал. Когда я с самой лучшей из всех жен сидел за ужином, внезапно из соседней комнаты, где наши дети сидели и ели у телевизора, раздался невообразимый крик. Сразу после этого в двери появился наш сын Амир, трясущийся от волнения.
"Папочка! — выдавил он. — В телевизоре… Папочка… ты был в телевизоре!..".
Он начал радостно махать руками, превозмогая нахлынувший приступ кашля и не в силах произнести при этом ни слова. Врач, которому мы немедленно позвонили, тут же примчался. Но уже с порога он воскликнул:
— А я вас видел! Я слышал, что вы сказали по телевизору: "Нет повода для беспокойства!".
Тут я вспомнил, что рядом с тем парнем с микрофоном вертелся еще один с каким-то странным предметом в руке, который тихо жужжал, пока я высказывался, как у меня дела. В это мгновение зазвонил телефон.
"Благодарю вас, — произнес дрожащий женский голос. — Я живу в Иерусалиме уже шестьдесят лет и благодарю вас от имени человечества".
Пошли первые цветочки. Спикер парламента изложил свою мысль на своей визитной карточке: "Ваш невыразимый оптимизм глубоко потряс меня. Желаю вам больших успехов во всех ваших делах и прошу две фотографии с вашим именем".
Приходили все новые соседи, выстраивались вдоль стены, ожидая своей очереди высказать мне свое глубокое уважение. Одна отважная пара пошла еще дальше: они приблизились, коснулись края моей одежды и быстро удалились, чтобы донести этот порыв чувств до Бога. Это были славные дни, это было чудесное время, это было ощущение давно ушедших юношеских мечтаний.
Люди останавливались посреди улицы и шептали мне вслед:
— Вон, он идет… Да, это он… Нет повода для беспокойства… Он это сказал по телевизору…
Продавщица табачной лавки при моем появлении разевала рот, хватала воздух и падала в обморок. Знакомые мне дамы, которые меня до этого в упор не видели, бросали на меня полные загадок, сверкающие взгляды. И цветы, цветы, цветы… Также и в отношении ко мне самой лучшей из всех жен многое изменилось, и главное, к моему удовольствию. Однажды ночью я проснулся с неясным ощущением, что кто-то на меня смотрит. Это была моя супруга. Лунный свет разливался по комнате, она опиралась на локоть и смотрела на меня, как будто видела в первый раз в жизни.
— Эфраим, — пролепетала она, — в профиль ты напоминаешь мне принца.