— Здоровье, как у быка — сказал он, с благодарностью принимая предложенный кофе. — И быстро заживает, если я не ошибаюсь. Скорее всего, через день или два больной уже встанет на ноги. — Доктор посмотрел на Макса и добавил — Он хочет тебя видеть, и я сомневаюсь, что станет отдыхать, пока ты к нему не зайдешь.
Макс поставил свою чашку на стойку, послал Морган легкую, ободряющую улыбку, и вышел из кухни, а доктор начал давать ей оживленные инструкции о том, как заботиться о пациенте в ближайшие дни.
Войдя в освещенную спальню, Макс тихо стал, изучая Куинна. Вор полулежал на подушках, простыня, покрывала его только немногим выше талии, так, что была видна большая часть широкой груди и туго перевязанного плеча. Глаза Куинна были закрыты, но открылись, когда Макс посмотрел на него, ясные и настороженные несмотря на боль, которую он, несомненно, испытывал.
Любопытно, но Куинн не выглядел неуместно в кровати Морган. Она не злоупотребляла оборками в интерьере спальни, не имела склонности к подобным вещам, но это была определенно женская комната; но, несмотря на это, Куинн, казалось, отлично вписался среди простыней в цветочек и множества маленьких подушечек, не жертвуя, ни одним из своих мужских качеств. Это был любопытный штрих.
Постояв минуту или около того, Макс развернулся, чтобы закрыть дверь. Куинн молча наблюдал как высокий, смуглый мужчина, с кошачьей грацией двинулся к окну, и встал, наблюдая за плохо освещенной улицей внизу.
— Значит, Морган ничего не знает — сказал он спокойно.
— Нет — ответил Куинн, его голос, заметно отличался от того небрежного тона, который Морган привыкла слышать.
— В какую игру ты играешь с ней? — ровно спросил Макс, не оборачиваясь.
Куинн немного гримасничая, беспокойно задвигался на кровати, его рана протестующее запульсировала.
— Ты ведь знаешь, что это не игра. — В голосе появилась странная интонация: оборонительная, возможно даже вызывающая. — У меня нет ни времени, ни нервов для игр.
Тогда не впутывай ее в это.
Когда Макс говорил с такой властностью, ему редко бросали вызов, и еще реже побеждали. Но с кровати донесся спокойный вызов.
— Я не могу — ответил Куинн.
Макс едва заметно напрягся.
— В какой — то мере Морган слабая. И она всегда поддерживает проигравшего. Ты можешь разбить ей сердце.
Куинн сказал еще более спокойно — Я думаю, что она могла бы разбить мое.
— Прекрати это. Сейчас, прежде чем… кто-то из вас заплатит слишком высокую цену.
Ты думаешь, я не пробовал? — Куинн рассмеялся, низким, резким смехом. — Я пробовал. Но… даже во тьме, она сияет. Пылает внутренним огнем. Как красивый драгоценный камень, переливающийся на свету. Он откашлялся и продолжал с холодным самообладанием, которое ни капли не уменьшило значение его слов.