Таким образом, предлагаемый читателю сборник содержит немногим более трети сказок из издания Боддинга и примерно такую же часть материала сборника Элвина. Он включает количественно небольшую, но достаточно репрезентативную долю центральноиндийского фольклора, поскольку отбирались для него в первую очередь те сказки, которые наиболее отчетливо отражают специфику духовной и материальной жизни санталов и гондов. Ввиду того что сборник предназначается для широкого круга читателей и охватывает уже известный специалистам по оригинальным публикациям и достаточно учтенный в фольклористике материал, составитель за редкими исключениями не вводил в него параллельных вариантов, а также тех сказок, которые в какой-либо из своих индийских разновидностей уже представлены на русском языке в ранее опубликованных переводах. По этой же причине, а также учитывая значительную типологическую близость сказок, принадлежащих перечисленным выше народностям Центральной Индии, они даются здесь единым корпусом, без членения по этническим группам носителей. Располагая их в сборнике, составитель в значительной мере следовал классификации сюжетов по Аарне. Данные об этнической принадлежности рассказчика и местности, где записана сказка, содержатся в примечаниях.
Нельзя сказать, чтобы центральноиндийские сказки резко противостояли сказкам из других частей Индии. В большинстве из них мы сталкиваемся с теми же сюжетами и мотивами, которые свойственны индийскому фольклору в целом. Вполне очевидно, что санталам и гондам издавна было знакомо устное творчество их индоарийских соседей, с которыми они живут в длительном и достаточно тесном контакте. Более того, некоторые из рассказываемых ими сказок имеют литературные параллели, зафиксированные в санскритских сказочных сборниках около тысячи лет тому назад. Примером тому служат две помещенные здесь сказки о незадачливом мечтателе, ищущем, как бы получше употребить еще не заработанные деньги (№№ 90 и 91), прототип сюжета которых нашел отражение еще в «Панчатантре» и «Катхасаритсагаре». Это, однако, достаточно редкое исключение. В основной своей массе индийское народное устное творчество весьма далеко отстоит от «классической» сказочной литературы, несмотря на общность целого ряда мотивов. Особенно это относится к фольклору малых неарийских народностей. И все же специфика последнего заключается не столько в своеобразии сюжетов и мотивов, сколько в характере их подачи — в том материальном и духовном фане, на котором они воплощаются и развертываются. Весьма показательно, что подлинной оригинальностью здесь обладают как раз наименее характерные, наименее «сказочные» (в узком смысле этого слова) жанры сказки — те, что ближе всего стоят, с одной стороны, к легенде, преданию или балладе, а с другой — к бытовой новелле, житейскому анекдоту. Образцами первых могут служить гондские сказания о Лохабандхе и Сингхи-сурве (№№ 46 и 47). Круг вторых значительно шире. Сюда относится, в частности, целый ряд сантальских сказок, опирающихся на реальные житейские ситуации, например сказки о пьяном хвастуне (№ 83), о продажных свидетелях (№ 84), о сироте, которого обобрала родня (№ 85), о недогадливом зяте (№ 86), об украденной козе (№ 87) и др. К ним примыкают и сказки муриев, в первую очередь те, которые посвящены выбору невесты (№№ 53, 54 и др.).