И когда добрый старый пастырь торжественно зачитывал отрывок из Священной Книги, который жених и невеста сами выбрали по каким-то своим причинам, Нонна, увидев, как дорогие ее сердцу дети, крепко держась за руки, не сводят друг с друга глаз, вдруг обнаружила, что знакомые слова наделены неким новым смыслом.
«Блажен всякий, боящийся Господа, ходящий путями Его!
Ты будешь есть от трудов рук твоих, блажен ты, и благо тебе!
Жена твоя, как плодовитая лоза в доме твоем, сыновья твои, как масличные ветви, вокруг трапезы твоей.
Так благословится человек, боящийся Господа!
Благословит тебя Господь с Сиона, и увидишь благоденствие Иерусалима во все дни жизни твоей.
Увидишь сыновей у сыновей твоих. Мир на Израиль!»
Эти слова, казалось, были написаны для них, для той семьи, которую они теперь собой являли, и для той, какой она может со временем стать. Во время проповеди Нонна старалась не слушать священника и благодарила Бога по-своему, искренне и почтительно. Она всегда была верующей и не изменила вере даже в самые черные дни, после смерти Филиппо. Но сегодня она была настолько тронута, что даже немного потеснила в своем сердце пространство, занятое погребальным костром Филиппо. Ведь после смерти сына Господь подарил ей Амарию, а теперь и Сельваджо, и дети их станут подрастать, «как масличные ветви вокруг трапезы ее». И сердце Нонны было полно.
Лица жениха и невесты сияли и светились, как и лица тех святых, что смотрели на них со стен церкви. Амария была в новом зеленом платье цвета молодой листвы, а в волосы вплела крошечные речные жемчужинки — их Нонна старательно извлекала из устриц, которых они не раз ели за ужином, и приберегала для подобного случая. Сильвана, давняя приятельница Амарии, стояла рядом, исполняя роль подружки невесты, и выражение лица у нее было столь же кислым, сколь радостным выглядело лицо самой Амарии. Ну разве можно было предположить, думала Сильвана, что эта найденная в лесу сиротка раньше ее пойдет к алтарю?
Сельваджо надел темно-красный праздничный дублет Филиппо, который, правда, оказался ему немного тесноват. Этого, впрочем, никто не замечал, таким красавцем выглядел жених с аккуратно подстриженной бородкой и тщательно приглаженными и напомаженными волосами. Да уж если Амария и впрямь выглядела как Майская королева, то Сельваджо вполне достоин был называться ее королем. И ничто — ни обвязывание рук жениха и невесты серебристыми лентами, ни возложение брачующимися рук на Библию, ни торжественно повторяемые ими на латыни клятвы, которыми священник всегда скрепляет обряд бракосочетания, — не тревожило памяти жениха, ничто не напоминало ему о том, что все это он уже однажды проделывал.