— Итак, у вас ко мне дело, и пришли вы по совету моего друга Беччериа? Впрочем, я вряд ли могу называть его другом, хотя он, разумеется, и не враг мне. Он, пожалуй, с той же легкостью может плюнуть в меня, с какой и попросить у меня денег. Думаю, он еще и сам не решил, как ко мне относиться. Но подобно многим христианам, полагает все же, что иметь дело с деньгами — занятие грязное. В общем, я подозреваю, что у вас ко мне дело очень личного характера.
Симонетта была смущена тем, что ее намерения так быстро разгадали. Она уже поняла: не имеет смысла играть с этим евреем в прятки, а потому сказала просто:
— Я пришла просить вас о помощи.
— В таком случае, синьора, вы напрасно потратили свое время. И мое тоже. — Манодората снова взялся за перо, сделав служанке знак рукой и как бы прося ее проводить незваную гостью к дверям.
Симонетта решительно встала, но, едва перо опять заскрипело по бумаге, не выдержала и умоляюще промолвила:
— Прошу вас! Я могу потерять свой дом!
— Просить-то вы, синьора, видно, не слишком привыкли. Впрочем, попытайтесь заинтересовать меня, чем-то задеть, заговорить о чем-то таком, что мне действительно небезразлично. Попробуйте еще раз.
— Я потеряла мужа.
— Уже лучше, но этого пока мало.
Симонетта безнадежно повесила голову и вздохнула так тяжело, словно это был ее последний глоток воздуха. А потом сказала так тихо, словно разговаривала сама с собой:
— Что ж, раз так, то все пропало. Мне конец. Жаль, что те испанцы не убили и меня с ним заодно.
Перо перестало скрипеть.
— Испанцы?
— Да. Во время битвы при Павии.
— Так вашего мужа, синьора, убили испанцы?
— Да.
— Садитесь. — Манодората указал пером на кресло.
Симонетта послушно села, сердце ее, почуяв надежду, бешено билось.
— Вот видите, синьора ди Саронно, вы все-таки сумели попасть в цель. Ваша первая просьба меня совершенно не тронула, но вы сказали нечто такое, что возбудило мой интерес. Видите ли, у нас с вами есть кое-что общее. Я тоже ненавижу испанцев. И как мне представляется, могу говорить так с полным на то правом, то есть мое мнение о них не зависит ни от каких-то там слухов, ни от неясных догадок. — Манодората внимательно смотрел на Симонетту очень светлыми серыми глазами, и у нее вдруг возникло неприятное ощущение, что он в точности знает все, что ей о нем наговорили.
Она с трудом заставила себя раскрыть рот и спросить:
— Значит, вы хорошо знаете этот народ?
— Должен бы знать. Видите ли, я ведь и сам испанец.
— Вот как? — У Симонетты даже закружилась голова.
— Да, именно так. И меня далеко не всегда звали Манодората. Я родился в Кастилии и при рождении получил имя Заккеус Абраванель. И все же испанцев я ненавижу. Ибо и у меня они отняли нечто весьма мне дорогое. Я имею в виду свою руку.