— Но ведь ты же нас понимаешь, верно? — спросила она. — Ты понимаешь по-милански? Если да, то можешь кивнуть?
Сельваджо слабо кивнул, но этот жест, похоже, отнял у него последние силы, и он упал на заботливо подложенную Амарией овечью шкуру. Нонна, увидев это, заявила:
— Все, детка, оставь его в покое. Пойди пока и поймай одну из кур — рыжая несушка как раз подойдет. Мальчик пусть немного отдохнет, а мы тем временем ему бульон приготовим.
Когда Амария ушла, Нонна положила на лоб Сельваджо влажную повязку, и раненый снова уснул. Она, как и Амария, была готова на все, лишь бы этот парень выздоровел, но теперь она уже знала, что он будет жить, и не спешила. Ведь когда он начнет выздоравливать и наконец заговорит, у них наверняка возникнет множество различных вопросов, не говоря уж о его собственных планах и намерениях, а потом ему придется отправиться домой, туда, откуда он родом. Нонна прислушалась к удаляющимся шагам Амарии и взяла Сельваджо за руку. Бережно сложив его пальцы на покрытой мозолями правой ладони фехтовальщика, она крепко стиснула этот слабый кулачок своими старыми пальцами — так сжимала она руку своего Филиппо перед тем, как тот ушел на войну. Нонна почти ничего не знала об этом юноше, но одно ей было ясно наверняка: она не хочет, чтобы он от них уходил.
Амария с радостью выбежала во двор, душа ее была полна решимости непременно сделать так, чтобы Сельваджо быстрее поправился. И она, высоко задрав юбки, ухая и вопя, точно малое дитя, принялась гоняться по всему двору за рыжей несушкой. Потом вдруг резко остановилась. Господи, разве можно так кричать! Ведь ее вопли могут потревожить сон Сельваджо. Амария опустила юбку на более или менее пристойную высоту и слегка замедлила погоню за курицей. Затем опять остановилась и пригладила волосы, заправив непокорные пряди зауши. Теперь у нее было настоящее дело, очень ответственное, так что и вести себя придется соответствующим образом. Амарии никогда еще не доводилось ни о ком заботиться, она сама всегда была предметом забот, драгоценной внученькой Нонны, которая ее холила и лелеяла, словно дивный цветок. Несмотря на то что жили они бедно, Нонна постаралась, чтобы у Амарии было все необходимое. Она всегда отдавала внучке и лучшие куски мяса, которое нечасто бывало у них на столе, и последний глоток вина. Нонна даже пыталась отдать Амарии свою кровать, когда девочка подросла и уже не помещалась на узкой низенькой кроватке, которую на день задвигали под большую кровать, потому что их спаленка на втором этаже была совсем крохотной. Там даже камина не было, и она обогревалась теплом того очага, который топили внизу, а подниматься туда надо было по узкой винтовой лесенке. Но Амария воспротивилась этой жертве, отказавшись от бабушкиной кровати, ибо уважала и возраст старушки, и ее потребность в удобной постели. Она попросту свернулась калачиком на полу, подстелив овечьи шкуры, и с тех пор так и спала.