— Что значит: «сколько я готов заплатить»? — Услышав ее вопрос, Бернардино мгновенно перешел в наступление, хотя прекрасно понимал причину прихода Симонетты и давно его ожидал.
— Я хотела сказать, что согласилась позировать вам, синьор. За это мне была обещана плата. Деньги мне сейчас очень нужны, вот я и хочу знать, сколько смогу получить.
Бернардино обошел вокруг Симонетты, глаза его смотрели весело. Эта женщина его возбуждала, и он решил заставить ее проглотить наживку: ему хотелось увидеть, как и в ее глазах вспыхнет огонь.
— Ну, теперь я цену, вероятно, несколько снижу. Да и костюм на вас, драгоценная синьора — как бы это помягче сказать? — несколько поношенный и к тому же мужской. И к сожалению, довольно грязный. Но что, скажите, ради бога, вы сделали с вашими волосами?
Симонетта даже губу закусила, так сильно ей хотелось крикнуть, что она его ненавидит, этого наглеца. Тут на помощь ей пришел отец Ансельмо, который наконец обрел способность нормально выражать свои мысли. Все это время с уст его в лучшем случае срывалось изумленное «О!»
— Синьора ди Саронно! Я несказанно рад снова видеть тебя в церкви, госпожа моя! Надо сказать, меня очень встревожило твое долгое отсутствие. Но все ли у тебя хорошо, дорогая синьора? Это что же, траурные одежды? И где же твои чудесные косы? Но возможно, это… некий личный обет во искупление…
Симонетта так решительно помотала головой, что ее короткие волосы золотистым веером разлетелись вокруг лица: она еще не успела привыкнуть к новой прическе.
— Никакого обета я не давала, отец Ансельмо, да и что мне искупать, какую вину? — Про себя она решительно отмела всякие мысли о Бернардино. — Мой новый облик вызван всего лишь насущной необходимостью. Той самой, что и сюда меня привела. Впрочем, я ищу не сочувствия, а всего лишь работы, за которую мне могли бы заплатить.
Бернардино задумчиво погладил подбородок. Затем, словно приняв некое решение, посмотрел на Симонетту и быстро проговорил:
— Четыре месяца, три часа в неделю, два франка в час.
— Что? — Симонетта привыкла тратить по три франка на ленты для каждой из своих туфелек.
— Ну, как угодно. Кардинал мне на это денег дополнительно не дает, даже если я пишу фрески с самых благородных дам на свете, так что каждой, кто мне позирует, приходится платить из собственного кармана.
— Синьор Луини… — вмешался Ансельмо, — от этой знатной синьоры нельзя требовать невозможного. С ней следует обращаться в соответствии с ее положением…
— Падре, падре! — уже развлекался вовсю Бернардино. — Уж позволь мне самому разобраться со своими делами. Поверь, у меня в этом большой опыт. Для меня, художника, это не знатная синьора, а просто натурщица, раз она выразила готовность мне позировать. Я нанимаю ее на службу, ясно? И в данном случае решать мне. А поскольку я ее наниматель, то имею право сам назначать цену, тем более что названная мною плата более чем справедлива. К слову, я отнюдь не чудовище, и уважаемая синьора может увеличить свой доход, если согласится… оказывать мне некие услуги помимо упомянутой работы натурщицей.