— Щекотно! — заулыбался Илия.
Бернардино тоже улыбнулся, и тут глаза мальчика расширились от изумления: он увидел, что на ладони у него возникает настоящий голубь!
— Смотри, эта голубка может летать, — сказал Бернардино. — Попробуй раскрыть и закрыть ладошку. — Он показал мальчику, что нужно делать. — Сам увидишь, как она полетит.
Мальчик попробовал, и личико его прямо-таки засияло от удовольствия, когда голубка плавно взмахнула крыльями.
— Пусть она еще немного подсохнет, — сказал Бернардино. — А мы пока окончательно убедимся, что твои преследователи ушли. Как тебя зовут?
— Илия. То есть… Евангелиста. — Услышав столь разные имена, художник подивился, какое же истинное — первое или второе.
— А откуда ты, Илия?
Мальчик понял, что у художника нет ни малейших сомнений в его происхождении, и решил, что таиться не стоит.
— Я живу на Еврейской улице. У нас такая заметная дверь — со звездой.
Бернардино сразу все понял.
— Тогда тебе, наверное, лучше поскорей идти домой, к маме, Илия.
— Мне нельзя ночью ходить по улицам. — Мальчик с сомнением посмотрел на небо, успевшее стать темно-фиолетовым, как баклажан. — Нам этого не разрешают. Для евреев существует особый закон.
Бернардино только вздохнул. Подняв с пола плащ Симонетты, он накинул его мальчику на плечи. От плаща пахло цветами миндаля — это был ее аромат. Впрочем, сейчас было не время для сладостных воспоминаний. Художник взял мальчика на руки и вместе с ним завернулся в широкий плащ.
— Ничего, — сказал он Илие, — я тебя провожу.
Так, никем не замеченные, они прошли по темнеющим улицам. Илия, повиснув на Бернардино, как обезьянка, и крепко обхватив его за шею, шепотом подсказывал ему, куда идти. Вскоре они оказались перед знакомой дверью с шестиконечной звездой, и мальчик шепнул:
— Это здесь, синьор.
Бернардино поставил его на землю, опустился на колени, чтобы с ним попрощаться. Крепко взяв мальчика за плечи, он сказал:
— Не бойся. Я еще немного побуду тут, чтобы убедиться, что ты спокойно вошел в дом. Прощай, Илия.
— Прощайте, синьор. Спасибо вам за голубку!
— Пустяки. Впрочем, ты тоже можешь кое-что для меня сделать.
— Да, синьор? С удовольствием!
— Ты слышал… выражение, которым я воспользовался, чтобы прогнать того мальчишку?
— Vaffanculo, синьор? — улыбнулся Илия, и его маленькие белые зубки блеснули в лунном свете. — Конечно слышал!
— Так вот: тебе не стоит пока им пользоваться и уж тем более не стоит твоей маме знать, что тебе такие слова известны. Они не слишком благопристойны. Особенно в детских устах.
— Хорошо, синьор, я все понял.