С первых же дней она могуче всосала Навка в себя, и через некоторое время дух его начал ссыхаться, чувства очерствели, мысли поблекли. Навк видел, что неуклонно превращается в такое же безликое существо, как и остальные каторжники.
Он боролся со своим внутренним опустошением, но утраченные ценности нечем было заменить, да и потеря их только облегчала жизнь. Гордость, достоинство, талант, ум, любовь, — все здесь было излишним, ненужным. Ордал определил Навка на худшую работу — в землеройную машину. Душевная боль начала утихать, оттесненная, всепоглощающим желанием отдыха, сна и белковой баланды. Однако Навк не позволял себе стать животным, его начинало трясти при виде рогатой ящерицы, хрюкающей над корытом, когда он сам целый день был голоден. Навк не полз к корыту, чтобы жрать вместе с гадиной, как делали многие каторжники. Он уходил подальше, отыскивал гладкий камень и сосал его. Шайка Ордала, издеваясь, прозвала его за это «камнеедом».
Однажды Колтун, потешая приятелей, вынес Навку из своего барака миску, полную камней. Навк осторожно выбрал из нее самый большой камень и со всего размаха ударил им Колтуна. Опричники, испугавшись его лица, не тронули его. Но утром Навк проснулся от того, что на грудь ему положили камень с выцарапанным на нем крестом.
Судя по всему, грядущий день должен был стать последним в жизни Навка. Юноша решил провести его по-человечески. Он не пошел работать к своей землеройной машине, а по кручам и ямам отправился вдаль, вглубь котлована. Он ушел очень далеко, туда, где дно котлована резко понижалось и из породы выступало какое-то гигантское черное тело. Дойдя до обрыва, Навк начал медленно спускаться по глыбам склона. Белое небо плавало над его головой, освещая унылую, безрадостную панораму взрытых каменных груд, оползающих вниз со ската, и глухо-черный, шершавый бок таинственного монолита. Навк знал, что этот черный камень не брал никакой вибронож, о него ломались закаленные скальные сверла, взрывы не откололи от него и кусочка. Абсолютно непроницаемая, абсолютно неуязвимая громада лежала на дне котлована, преграждая путь в глубины землеройным машинам, и поэтому рабочую площадку перенесли к другому краю, где было повыше. Навк ступил на поверхность черного гиганта и сразу почувствовал, как его пятки сквозь башмаки лижет космический холод.
«Как возможно такое? — думал Навк. — Как в человеке совмещаются такие несравнимые категории: Галактика, Хоровод Миров, война Кораблей с Мамбетами — и вдруг какие-то ублюдки, баланда, драки, мерзости: Зачем судьба выстраивает в один ряд жестокого, но великого Корабельщика, Дождилику — и подонка Ордала, недоразвитого Колтуна:» Навк вспомнил дочь Корабельщика, почти забытую им за дни, что провел на Калаате, вспомнил ее глаза, губы, кудри, руки, вспомнил Парусник и свой «Ультар»: