— Я ее не видела несколько лет, — сказала Эвелин. — Все такая же красотка?
— Да, в общем. Но есть перемены. В частности, она утверждает, что наконец обрела себя.
— Но, думаю, это все же не заставило ее умилостивиться по отношению к Элиоту?
— Увы, нет.
— И неудивительно. Пока они были женаты, Моник ненавидела его до кишок. Конечно же, ее отношение к нему не могло улучшиться после развода.
Приехав к Эвелин, Бритт устроилась на диване, а Эвелин пошла приготовить им по порции водки с тоником. Вернувшись с коктейлями, она внимательно посмотрела на Бритт и спросила:
— Что случилось, дорогая? Вы кажетесь такой расстроенной.
После разговора с Моник мысли об Элиоте не покидали Бритт. В той жертве, которую он принес на алтарь ее спокойствия, было такое самоотречение, какого она не ожидала, хотя и прежде была о нем как о человеке наилучшего мнения. Самым мучительным сейчас для нее стало воспоминание о том, как она вела себя с ним в последнюю их встречу. Если бы она все знала еще тогда, неужели она скрыла бы от него правду о Тедди? Нет, такое бессердечие не в ее характере…
— Моник сказала мне нечто такое об Элиоте и Дженифер, что заставило меня призадуматься, — ответила она. — Вы знаете парижский адрес Элиота?
— Да, естественно. Вы хотите получить его?
— Да, Эвелин, я хочу связаться с ним.
Эвелин явно ждала объяснений, но Бритт промолчала.
— Видно, что-то в словах Моник сильно вас взволновало?
— Да, Эвелин. Но я не уверена, что мне хочется обсуждать это. Вы не беспокойтесь, к вам это не относится. У меня вообще какое-то настроение… Сама не пойму…
— Бритт, я способна выслушать даже самое плохое.
Вечерело, солнце опускалось за фасады домов, очерчивая контур улицы. Бритт стояла у окна и смотрела вдаль. Но видела она лицо Элиота — каким оно было, когда они разговаривали в «Роузмаунт». Бедный, бедный! Не отдавая себе в том отчета, она удваивала его несчастья. Она отпила из своего стакана, как и Эвелин, сидевшая на стуле в безмолвном ожидании. Правда о происхождении Тедди — тайна, которую она сберегала одна, — внезапно мучительно попросила выхода.
— Эвелин, — заговорила наконец Бритт. — Могу ли я посвятить вас в страшнейшую тайну своей жизни и надеяться, что вы меня не осудите?
Эвелин с любопытством взглянула на нее.
— Конечно, Бритт, разве вы сомневаетесь во мне?
— Не хотелось бы нагружать вас чужими горестями, но непереносимо… Непереносимо оставаться со своей горькой правдой один на один. Поверьте, я действительно нуждаюсь в вашем участии и совете.
Эвелин ждала. Бритт склонила голову, прекрасно понимая, как может отнестись верующая католичка к подобному признанию. Но ничто уже не могло остановить ее, нести свою муку в одиночку больше не осталось сил.