* * *
Моник сидела в кафетерии гостиницы «Уотермэн», в которой остановилась после посещения истонской больницы. Она убивала время, оставшееся до встречи с Робертом Фэрренсом, и сильно нервничала. В последний раз они виделись в Дели. Наведя кое-какие справки, она выяснила, что он по-прежнему служит в Индии, но сейчас находится в Вашингтоне, и решила позвонить ему. Роберт, святая душа, говорил с ней так, будто они и не расставались.
Старина Роберт существенно отличался от всех других ее любовников, хотя в свое время она не вполне оценила это. Она была так дьявольски несчастна с Элиотом, что Роберт был для нее просто отдушиной. Теперь она думала о нем иначе, ожидая от встречи с ним чего-то большего. Пара выпитых в баре скотчей не особенно успокоили ее нервы. И хотя она не была голодна, решила все же поужинать, больше для того, чтобы скорее прошло время до их встречи.
В последний раз она виделась с ним в один из печальнейших дней своей незадавшейся жизни. Он проник в клинику при посольстве, чтобы подбодрить ее. Он был взволнован, в его глазах стояли слезы, она сама чуть не заплакала.
— Для меня очень важно, чтобы ты поправилась, дорогая. Думаю, ты и сама это понимаешь. Я страшно огорчен тем, что с тобой случилось, — сказал он, имея в виду ее попытку самоубийства.
— Ну, теперь, когда я это сделала и у меня не получилось, мне надо придумать что-то получше. Раз уж надо жить дальше, то лучше жить с тобой, Роберт. Сейчас мне придется уехать с Элиотом, но я вернусь к тебе сюда, в Дели, обещаю.
— Я буду здесь, малышка.
В этом весь Роберт. Он всегда был немногословен. Тогда, поцеловав ее на прощание, он ушел. Ушел ждать. Ох, Роберт!..
Она бы выполнила свое обещание, если бы не беременность. С той минуты, как она обнаружила, что носит под сердцем ребенка, весь ее мир буквально перевернулся, встал с ног на голову. У нее было ощущение, что Элиот ей отомстил.
Она уехала в Нью-Йорк и провела там, в доме брата, несколько дней. И все это время думала о Роберте. Но когда пыталась представить его лицо, то, как ни странно, у нее ничего не получилось, виделись только неясные очертания головы. Чаще всего она вспоминала его едкий, доходящий порой до цинизма юмор, и его наплевательское отношение ко всему на свете. Ей это импонировало, в ее глазах он символизировал спасение от всего, что она ненавидела.
И в то же время она знала, что Роберт — существо страдающее. Что под всеми его остротами, под всей этой защитной корой бравады таилось ранимое и страдающее сердце. Это как-то объединяло их, особенно когда они вместе предавались пьянству. Что-то говорило ей, что они должны быть вместе. И хотя прошло более трех лет, она попытается этого достичь.