— С миссис Мэтленд все в порядке? — спросил он.
— Ей немного нездоровится. Она попросила принести ей попить.
— Да, пожалуйста. Я присмотрю за ней.
Шофер ушел, а Элиот открыл дверцу и сразу же увидел белое, как простыня, лицо Бритт. Он сел в машину и закрыл дверь прежде, чем она успела что-нибудь вымолвить.
— Элиот…
— Энтони сказал, что вы себя плохо чувствуете, и попросил присмотреть за вами.
Она пыталась справиться с подступающим приступом тошноты, прижав к губам носовой платок.
— Со мной все в порядке, просто немного укачало. Но беспокоиться не о чем. Скажите Энтони, что со мной все хорошо.
— Бритт, он сказал, что вы беременны.
Она замерла на секунду, потом с трудом перевела дыхание и только тогда наконец осмелилась посмотреть на него.
— Да, все так, Элиот, я беременна.
— Когда вы забеременели? — Голос его прозвучал громко. И даже будто обвиняюще.
— Это ребенок Энтони. — Он чувствовал себя так, будто ему нанесли удар в живот. Сидел и тупо качал головой. — Простите, что я вынуждена вас огорчить, — сказала она твердым голосом. — Я понимаю, вам это неприятно слышать…
— Неприятно! Иисусе Христе, Бритт!.. Когда это произошло? Вы тогда, на побережье, уже были беременны?
— Нет, — прошептала она, слегка покачав головой. — Мы с Энтони хотели ребенка, вот я и решила, что сейчас для этого самое подходящее время. После того и забеременела.
— Как вы могли?
— Такой вопрос надо было задавать совсем о другом. Только он должен звучать иначе — как мы могли. Я всегда буду с ужасом думать о том, что изменила Энтони. Единственное, что я могу, умолять Бога простить меня. А ребенка я очень хочу иметь. Как и Энтони.
— Бритт, это безумие!
— Я знала, что вы огорчитесь… Но, надеюсь, пройдет время — и вы успокоитесь. Обдумаете все и поймете, что в моей жизни теперь не может быть никого, кроме Энтони.
Элиот все еще ей не верил.
— Он знает о том, что… О нас?
— Нет. Я вняла вашему совету. И никогда ничего не скажу ему, как бы трудно мне ни было хранить тайну моего греха. Это принесло бы ему ужасные и, главное, ненужные страдания. Наше дитя — это наша связь с ним, и если он когда-нибудь узнает о моем грехе, я буду умолять его о прощении если не ради меня самой, то хотя бы ради нашего ребенка.
— Бритт, вы любите меня! Вы и на беременность решились только потому, что боитесь своих чувств ко мне. Бритт! Я знаю, вы любите меня!
Лицо ее стало строгим, даже торжественным, и она сказала:
— Нет, я не люблю вас. Не люблю. Смиритесь с этим, прошу вас.
Элиот начал понимать, что действительно потерял ее. Надежда, неделями питавшая его чувства, исчезла.