Их было трое. Тот, что пытался ударить его в спину, выглядел наименее защищенным, может, потому что застыл от удивления, увидев де Мола на ногах. Держа бастард обеими руками, Ферруччо с криком бросился на него и притворился, что собирается ударить наотмашь снизу, целясь в правое плечо. Противник отступил, приготовившись парировать выпад, и выставил меч вперед. Ферруччо только того и ждал. Он ткнул клинком, повернул его, и острие проникло в тело врага до самой кости. Тот вскрикнул и, не выпуская из рук оружия, упал на землю.
Остальные двое двинулись вперед, но Ферруччо опередил их, бросившись между ними и держа оружие вертикально. Ему удалось проскочить, и он нанес рубящий удар, не глядя, на уровне головы. Удар оказался точным. Остался один противник, который застыл в ожидании. Теперь в выгодной позиции оказался де Мола. Противник это понял и отступил, следя за его реакцией и сжимая рукоять меча, но у Ферруччо больше не было никакой охоты драться. Тогда враг повернулся и обратился в бегство.
Колотая рана болела, но де Мола не чувствовал слабости. Он быстро зашагал из Борго-деи-Гречи к домам, принадлежавшим Перуцци, банкирам, связанным с Медичи, где было его жилище. Ферруччо засветил лампу, разделся, вынул из жилета рукопись Джованни и заметил на ней маленький надрез почти по центру. С другой стороны растеклось пятнышко крови. Книга уберегла его от смертельного удара. Он промыл рану настоем зверобоя, перевязал ее, внимательно изучил пятнышко крови и решил, что не станет его счищать. Не имело значения, был ли то знак Бога, Богини, Случая или просто удачное совпадение. Теперь это будет его знак.
Рим
Пятница, 23 февраля 1487 г.
Генрих Крамер, сложив руки на груди, ходил взад-вперед по прихожей возле кабинета Папы. На Генрихе была туника, голову покрывал белый капюшон ордена доминиканцев.[41] Высокий, худой, с длинным орлиным носом, он был похож на хорька, всегда готового почуять опасность и броситься на добычу. Якоб Шпренгер, напротив, сидел смирно и молча следил за перемещениями своего учителя. На коленях Шпренгер держал увесистый том, переплетенный в желтую кожу, с четырьмя жилами на корешке, и поминутно стряхивал с рясы несуществующие пылинки.
Камерарий Сансони наблюдал за обоими, сидя за столом, заваленным листами, перьями и чернильницами, что придавало ему надежный и серьезный вид. На самом деле кардинал Борджа, с недавних пор ставший частым гостем Папы, приказал ему пристально следить за поведением обоих монахов и немедленно докладывать обо всем подозрительном. За исключением того факта, что испанец вообще не имел права давать ему указания, что могло быть подозрительного в двух немецких доминиканцах, которые небось в лепешку расшиблись, чтобы при первой возможности приехать в Рим? Камерарий, конечно, уверил Борджа, что глаз с них не спустит, чем и занимался уже битых два часа.