— Может, в пробку попал? — предположила Сонька.
— Ты чего? Какие пробки в воскресный вечер? — И я, наплевав на конспирацию, пересела за ее столик, не забыв прихватить свою еще не опорожненную кружку. — Давай пивка со мной, все равно он не придет.
— Не, подожду, может, у него машина не заводится.
— Откуда ты взяла, что у него машина есть?
— Чувствую. — И она вновь уставилась на дверь. Я хмыкнула и сделала глоток.
Вдруг Сонька напряглась и прищурилась. Значит, кто-то вошел. Но кто, я не могла видеть, так как сидела теперь спиной к двери.
— Наш что ли пришел? — спросила я, почему-то шепотом.
— Не знаю, — зашептала подруга в ответ. — Этот далеко не блондин, и расточку в нем от силы метр 75.
— Но хоть красив?
— Для колобка ничего. Румяный.
— То есть?
— То и есть, что 150 кг.
— Ну? — я хотела, было, обернуться, но Сонька не дала. — Сиди смирно. Авось, не признает меня. Я за тобой спряталась.
— Да это и не он, наверное.
— Он, — упавшим голосом констатировала подруга. — К нам катится и улыбается при этом.
Я замерла и прислушалась. Услышала тяжелую поступь, шарканье одной толстой ноги об другую и, наконец: «Сердце красавицы, склонно к изме-е-не!». Когда топот замер, и песня оборвалась, у моего уха пророкотало:
— Вы ль та самая Софья?
Подруга с глупо-испуганной улыбкой кивнула, после чего я посчитала нужным вмешаться:
— А это наш программист Зорин. И в его случае у/с означает — удивительное самомнение.
— Леля? — шарахнулся Зорин, приложив пухлую руку к груди, словно опасался, что я вырву у него сердце.
Пока мы выражали свой восторг от встречи, Сонька еще что-то увидела. И теперь ее реакция на увиденное сильно отличалась от предыдущей. Она вся засияла, приосанилась и блаженно протянула:
— Вот он идет, наш эффектный блондин. Все, как писано, красавец, обаяшка, лапочка. — Я нахмурилась, что-то не припомню, чтоб в объявлении было про «лапочку». — Просто прелесть. И у/с есть.
— И что же это?
— Улетное самбреро!
Я чертыхнулась и повернулась всем корпусом.
По проходу меж столиков пробирался молодой мужчина. Был он высок, красив, светловолос. Но ростом он был не больше 185 сантиметров, годков не 33-ех, а скорее 25-ти, на голове было не самбреро, а бейсболка, и волосы я бы назвала скорее русыми, чем белыми. Самое же ужасное, что в мужчине я узнала Геркулесова.
— Вы Софья? — выпалил он, когда поравнялся с нами.
— Я, — пропела довольная Сонька. — А вы тот самый…
— Нет, я не тот. Я…
— Значит, он тот самый, — Сонька с ужасом уставилась на Зорина.
Только тут Геркулесов узнал стоявшего рядом с ним толстяка. И недоуменно спросил: