На этот раз он закричал, правда, не душераздирающе — все-таки вылила я чуть— чуть. Зато он дернулся, отчего халат с его головы сполз, обнажив уже виденные мной рыжеватые волосенки. Виденные-то они, виденные, да только не опознанные. Я все не могла понять, кого же мы поймали. И тут я решила, как выражаются в криминальных кругах, взять его на понт.
— Эй, да я тебя узнала! — воскликнула я очень убедительно.
Эффект превзошел все мои ожидания: неопознанный объект вздрогнул и резко поднял голову.
— Вася!? Вася Бодяго!? — охнула я.
— Вася? — не поверила Маруся.
— Кошатник? — переспросила еще одна дама. Всем не верилось, что такой милый, воспитанный Вася, такой предсказуемый, ласковый, и если не брать в расчет кошек, даже нормальный Вася Бодяго и есть тот маньяк, за которым мы больше года охотимся.
— А мне он всегда казался подозрительным! — торжественно изрекла инженерша.
Я передала чайник в надежные Марусины руки, а сама, уцепившись покрепче, продолжала балансировать на ободке унитаза.
— Как же так, Вася? — удрученно выспрашивала я, пытаясь заглянуть в его глаза.
Но глаза Вася прятал, он стыдливо закрывал их руками и, кажется, всхлипывал.
— Зачем ты, дуралей, в толчке засел?
— Хы-ы-ы, — все громче всхлипывал он.
— Ты разве не знаешь, что это плохо?
— А я плы-ы-ы-хой.
— Ты, Васенька, просто больной.
— Нет, нет. Я плохой, — убивался Вася, размазывая по конопатым щекам слезки. — Я с детства подглядываю. И мне это нравится.
— А женщин невинных резать тебе тоже нравится, нехристь? — выкрикнула из толпы какая-то правдолюбка с горящими от возмущения глазами.
— Это не я! Не я! — взмолился Вася и на сей раз преданно заглянул мне в глаза. — Ты же веришь, что это не я.
— Он это, точно он, — зашумели женщины. — Больше некому.
— Не я это, клянусь, не я!
— А вот милиция разберется, ты или не ты, — закричала Маруся и попыталась взобраться на занимаемый мной унитаз. — Мы уже Геркулесова вызвали, вот он тебе задаст! — продолжала пугать Маруся, не оставляя при этом попыток добраться до Бодяго, на сей раз по средствам подпрыгивания. — Поплатишься, кошколюб за все! — со злостью закончила она и допрыгнула-таки до края перестенка. Допрыгнуть-то, допрыгнула, да так и повисла, так как сил на подтягиванье уже не хватило, все они ушли на угрозы.
— Оставьте меня в покое, — послышалось из-за двери жалобное блеянье.
— Нет, вы поглядите на него! — заголосила Княжна. — Он, извращенец, нам житья не дает, а мы еще и виноваты.
— Оставьте…
— Ща-а-а, я тя оставлю… — пыхтела Маруся, подтягиваясь на своих ослабевших руках. — Вот как ща оставлю… — Нога ее уперлась в дверную ручку, что очень помогла подъему. —Узнаешь, почем сотня гребешков.