Мы идем к старосте. Он дома, пьет кофе с пирожными, курит сигары и уклоняется от оплаты. Собственно говоря, мы этого ждали. К счастью, Генриха Кроля нет с нами; он остался подле Волькенштейна и с восхищением его слушает. Курт Бах ушел в поле с ядреной деревенской красавицей, чтобы наслаждаться природой. Георг и я стоим перед старостой Деббелингом, которому поддакивает его письмоводитель, горбун Вестгауз.
– Приходите на той неделе, – добродушно заявляет Деббелинг и предлагает нам сигары. – Тогда мы все подсчитаем и заплатим вам сполна.
А сейчас, в этой суете, мы еще не успели разобраться.
Сигары мы закуриваем.
– Возможно, – замечает Георг. – Но деньги нам нужны сегодня, господин Деббелинг.
Письмоводитель смеется:
– Деньги каждому нужны.
Деббелинг подмигивает Вестгаузу и наливает ему водки.
– Выпьем за это.
Не он пригласил нас на торжество. Пригласил Волькенштейн, который не думает о презренных ассигнациях. Деббелинг предпочел бы, чтобы ни один из нас не явился – ну, в крайнем случае Генрих Кроль, с этим легко было бы справиться.
– Мы договорились, что при освящении будут выплачены и деньги, – заявляет Георг.
Деббелинг равнодушно пожимает плечами.
– Да ведь это почти то же самое, что сейчас, что на той неделе. Если бы вам везде так быстро платили…
– И платят, без денег мы не отпускаем товар.
– Ну, на этот раз дали же! Ваше здоровье!
От водки мы не отказываемся. Деббелинг подмигивает письмоводителю, который с восхищением смотрит на него.
– Хорошая водка.
– Еще стаканчик? – спрашивает письмоводитель.
– Почему не выпить.
Письмоводитель наливает нам. Мы пьем.
– Значит, так, – заявляет Деббелинг. – На той неделе.
– Значит, сегодня! – говорит Георг. – Где деньги?
Деббелинг обижен. Мы пили их водку и курили их сигары, однако по-прежнему продолжаем требовать денег. Так не поступают.
– На той неделе, – повторяет он. – Еще стаканчик на прощанье?
– Почему не выпить…
Деббелинг и письмоводитель оживляются. Они считают, что дело в шляпе. Я выглядываю в окно. Там, словно картина в раме, передо мной пейзаж, озаренный вечерним светом, – ворота, дуб, а за ними – беспредельно мирные поля, то нежно-зеленые, то золотистые. И зачем мы все здесь грыземся друг с другом? Разве это не сама жизнь – золотая, зеленая и тихая в равномерном дыхании времен года? А во что мы превратили ее?
– Очень сожалею, – слышу я голос Георга, – но мы вынуждены на этом настаивать. Вы же знаете, что на той неделе деньги будут гораздо дешевле. Мы и так уж потеряли на вашем заказе. Все это тянулось на три недели дольше, чем мы предполагали.