* * *
Когда в кабинет следователя вошла Рогозина, он открыл сейф и положил на стол кольцо.
— Ваше?
Молодая женщина густо покраснела, замешкалась немного и словно бы выдавила из себя:
— Нет, это не мое кольцо. — Неуверенность, с которой это было сказано, настолько очевидно говорила о другом, что она еще больше склонила голову и поправилась: — Простите! Мое... Было мое...
Рогозина признала, что Васильева приобретала для нее туфли и отрез на пальто. За все эти вещи Рогозина с ней рассчитывалась. А кольцо... ее кольцо Васильева предложила продать за хорошую цену «одному знакомому». Рогозина согласилась, отдала кольцо, а через неделю Васильева привезла ей двести шестьдесят рублей...
— ...Да, действительно, я им денег не давала, — подтвердила Васильева. — А мне срок не увеличат за то, что я врала на них? Ведь я раскаялась, правда?..
Жакан. Хирург сразу понял это. Слепое ранение в область живота страшной охотничьей пулей, надрезанные края которой разворачиваются налету и беспощадно кромсают тело.
— Положение тяжелое, — сказал хирург мужу пострадавшей. — Конечно, мы примем-все меры для спасения жизни, но... И неужели нельзя было ее доставить на машине? Ведь это безумие везти такую больную на мотоцикле!
Повернувшись к дежурному врачу, доктор распорядился:
— В операционную! Вызвать сестер! Подготовить общий наркоз! Будете ассистировать! — И тихо добавил: — Скажите, чтобы сообщили в милицию, что доставлена женщина, раненная при неизвестных обстоятельствах.
* * *
Капитан милиции Глушин прибыл в районную больницу, когда операция была уже закончена. Хирург пригласил его к себе в кабинет.
— Это вам, наверное, пригодится, молодой человек, — сказал он, протягивая маленький комочек бумаги.
Обращение «молодой человек» доктор бесцеремонно применял ко всем, кого считал моложе себя, и оно никого не обижало.
Капитан развернул бумажку: на ладонь выпал поблескивающий изломами искореженный кусочек металла.
— Извлекли при операции?..
— Да.
— Пострадавшая, наверное, в очень тяжелом состоянии?
— Да. Доставили рано утром без сознания. Операцию сделали, переливание крови... Но чудес, знаете ли, не бывает, и надежды мало... Нет, нет, — предупредил он капитана, уже готового обратиться с просьбой. — Нечего еще и думать об этом. Говорить с ней в лучшем случае раньше чем через три дня не разрешу. И не надейтесь, — сердито замахал он руками.
— А в худшем случае... Как же в самом худшем случае, доктор? — тихо спросил капитан. — Ведь вы говорите, надежды мало. Значит, то, что ей известно, может уйти с ней?
— Наше дело лечить... если возможно, — добавил доктор. — Если невозможно — избавить от ненужных мучений; хоть сколько-нибудь облегчить их, пока в человеке теплится жизнь. Таковы заповеди медицины. Это для нас закон.