Наконец, помолившись Неверному Богу Удачи, я медленно поднялся на ноги и, не отрывая подошв от пола, чтобы — не приведи господи! — не придавить дюжину-другую мерзких тварей, стал выбираться из-за стола. Это заняло у меня минут сорок и стоило, наверное, пары лет жизни. Дальше пошло веселей: словно пародируя спятившего лыжника, волоком передвигая ноги, я двинулся к оставленной открытой двери. Она была все ближе и ближе. Она манила. Олицетворяя собой спасение... И все больше и больше росла моя вера в избавление от этого кошмара.
Жестокое разочарование терпеливо поджидало меня в самом конце. Буквально на пороге выхода из ада.
Разочарование было не только полным и жестоким, но и предельно, несправедливо неожиданным. Тяжелая старинная дверь наполненной жужжащей смертью комнатушки захлопнулась перед самым моим носом! И ключ повернулся в замке. Невидимый мне ключ — с той стороны. И одновременно с тяжелым хлопком, отрезавшим мне путь к свободе, в затылок мне вошел докрасна раскаленный штырь.
Укус осы.
Странно: не помню — закричал ли я. Помню только ощущение полной, парализующей беспомощности, обрушившейся на меня. Беспомощности и потерянности.
А потом в тесной комнатушке заморосило. Мелкие капельки пахнущей лекарством жидкости мерно зашелестели по жутковатому шевелящемуся ковру из осиных тел, покрывшему все в этой комнате. И перестал шевелиться этот ковер. И звон стих. А последним стих и шорох дождя.
Этот пахнущий лекарством дождик усыпил не только насекомых. Я ощутил его действие почти мгновенно — только принял сперва свое головокружение за результат осиного укуса. Тошнота волной подкатила к горлу, слабость ударила в ноги, сделав их ватными. Еще немного и я наверняка кулем рухнул бы на усыпанный бездыханными насекомыми пол.
Но этого мне не дали сделать.
Майкл Миллер вовремя вошел в боковую, замаскированную под книжный шкаф, дверь. Вошел, бесцеремонно похрустывая раздавленными подошвами его башмаков «малышками». Вошел и подхватил меня под руки.
— Вот так, вот так, Клаус... — приговаривал он, с натугой выволакивая меня в соседнюю комнату.
Натянутый на физиономию респиратор придавал его голосу особо гнусную интонацию.
— Свежий воздух вам не повредит, — приговаривал он, кряхтя.
Волок он меня, впрочем, не в одиночку. Кто-то второй помогал ему. Но я плоховато соображал и не сразу узнал его. Только когда этот второй устроил меня на жестком диванчике, отворил высокое окно и как-то по-мальчишески ловко устроился на каменном подоконнике, я сообразил, что помогал доку Миллеру в его возне с моим полутрупом не кто иной, как сам шеф «Лексингтон Грир» — Рой Хайлендер.